Бабье лето
Шрифт:
– Я выгляжу, как старая ворона, – вслух произнесла она и принялась стаскивать с себя черные джинсы. Схватив голубые, белую блузку и ярко-красный хлопчатобумажный пуловер, она в нерешительности застыла у шкафа.
Но вдруг Вирджиния встепенулась: что же будет, если он придет и застанет ее наверху в нижнем белье? Он сразу решит, что у нее определенные намерения. Она так спешила, что неправильно застегнула блузку, и ей пришлось застегивать ее заново. Когда она закончила, то находилась почти на грани нервного срыва.
Внизу, в гостиной, пробили дедушкины часы. Уже пять.
Она сбежала по крутым ступенькам
Она дважды сыграла полностью всю пьесу, а он все не появлялся. Опаздывать было не в его правилах. Вирджиния выглянула в окно, затем вышла на парадное крыльцо и, прикрыв ладонью глаза, посмотрела на дорогу. Но на дороге ничего не появлялось: ни машины, ни воина из племени апачей на вороном мустанге, ни даже клубов пыли.
Она позвонила на пост охраны у главных ворот.
– Я ожидаю Болтона Грея Вульфа. Он уже проехал? – с нетерпением спросила она.
– Нет, мэм. Он пока не проезжал, – прозвучал равнодушный ответ.
– Вы уверены? – забеспокоилась Вирджиния.
– Мисс Вирджиния, после полудня здесь не было ни души, – ответил охранник.
Она хотела было попросить Джима позвонить ей, когда Болтон приедет, но затем передумала. Если Болтон Грей Вульф ее подведет, то не стоит, чтобы кто-нибудь подозревал, что она сидит в своем первоклассном доме и дожидается звонка – даже если это Джим, который мог подраться из-за оскорбительного слова в адрес женщины, предоставившей ему работу после позорного изгнания из полиции. Ложно обвиненный в получении взяток от распространителей наркотиков, он не только переживал из-за несправедливости и позора, но почти нищенствовал, когда Вирджиния предложила ему работу.
Он неверно истолковал ее молчание, восприняв его, как знак недоверия.
– Я бы вам обязательно доложил, если бы тут кто-то проехал, – сказал он с обидой в голосе.
– Я не сомневалась в этом ни секунды, Джим. Все дело во мне. Ты ведь знаешь, какая я нервная, когда работа не ладится, – оправдывалась Вирджиния.
– Никаких проблем, мисс Вирджиния. Мне вам позвонить, когда он приедет? – спросил он.
Вирджиния глянула на часы. Пять тридцать.
– Нет, все в порядке, Джим, – ответила она и положила трубку.
Вирджиния зашла на кухню и налила себе чашечку горячего чая. Она подумала было позвонить Джейн, но что она ей скажет? «Мной поиграли и бросили?»
«Взгляни в лицо реальности, Вирджиния», – ругала она себя. Очевидно, Болтон произвел наконец некоторые арифметические расчеты. Когда ему будет шестьдесят, и он будет здоров и в отличной форме, ей будет семьдесят три. «Геритол» и кресло-каталка. Грелка с горячей водой и вставные зубы. Она вылила чай в раковину и отправилась в конюшню седлать своего коня. Она не хотела, чтобы, когда Болтон приедет, он застал ее слоняющейся по дому, как изнывающую от любви девчонку.
Если он приедет.
13
Буря налетела внезапно. Она бушевала вокруг двухмоторного «Барона» с такой силой, что Болтон опасался, как бы его не зашвырнуло в Гранд-Каньон. Если бы прогноз погоды был точен, он никогда бы не рискнул сесть за штурвал, однако сейчас, в воздухе, ему ничего другого не оставалось, как только прорываться сквозь грозу.
Бешеные порывы ветра раскачивали самолет, а молнии сверкали, освещая облака. Несмотря на опасность, Болтон не мог не оценить особую красоту бури. Следя за малейшими изменениями на приборной доске, он чувствовал каждое дуновение ветра, видел каждую вспышку грозы, прорезавшую мрачное небо. Он знал, что под ним земля, но разглядеть ее в темноте не мог. Он находился в маленьком коконе спортивного самолетика над облаками, и ничто не связывало его с землей, кроме приборов, радио и собственных мыслей.
Высоко в небе над каньоном, ждущим от него роковой ошибки, посреди блуждающих молний, пытающихся застать его врасплох, он ощущал любовь, как никогда на земле. Вирджиния стала для него сигнальным маяком. Она превратилась в талисман, который он боялся потерять, в заклинание, которое он повторял, в молитву, которую он нашептывал. Она была биением его сердца, источником его жизненной силы, его дыханием.
Без нее он бы познал забвение зияющей темноты внизу.
Он мог опоздать на встречу с ней, и опоздать намного. Как только он посадит «Барона», то позвонит ей.
Внезапно из бури он попал в залитое солнцем небо, слепящее глаза. Он связался по радио с аэропортом, затем приземлился при сильном встречном ветре. В летных очках и в летной куртке, хлопающей на ветру, он помчался к ближайшему телефону-автомату.
Нет ответа. Он звонил снова и снова, но Вирджиния к аппарату не подходила.
Болтон с трудом подавил нетерпение, подавил желание запрыгнуть в самолет и взять курс на Миссисипи. Но сначал его «Барона» должны осмотреть и заправить, затем требовалось свериться с прогнозом погоды. Попасть к любимой целым и невредимым было важнее, чем попасть к ней поскорее.
– Цена любви определяется ценой ожидания, – любил поговаривать его отец.
Болтон улыбнулся. Он получит Вирджинию, даже если ему придется ждать всю жизнь.
Вирджиния хорошо ориентировалась на своей ферме даже в темноте. Солнце уже давно село, а лунный свет еще не проникал сквозь густую листву дубов, орешника гикори и черных ореховых деревьев, образовавших плотный шатер золотисто-красной листвы.
Она ехала рысью, отгоняя от себя посторонние мысли, сосредоточив все внимание на узкой тропинке, петлявшей среди деревьев.
– Думай о дороге, – говорила она сама себе. – Только о дороге.
Впереди деревья редели и за ними открывалось просторное пастбище. Жеребец тихо заржал, и Вирджиния наклонилась, чтобы погладить его по холке.
– Здесь нет никаких привидений. Здесь только я и ты, малыш.
Что если она ошиблась? Что если кто-то поджидает ее, чтобы ограбить или еще хуже? Она вела себя, как глупая девчонка, отправляясь ночью на конную прогулку и даже не предупредив Джима.
Она выехала из-за деревьев – и тут ее взору предстал белый арабский жеребец на вершине холма, резко выделявшийся на фоне вечернего неба. Нельзя было не узнать эти белые блестящие бока, царственный наклон головы и изгиб шеи. Прищурившись, она дала глазам постепенно привыкнуть к темноте. Только тогда она заметила, что на лошади сидит высокий, с гордой осанкой мужчина с длинными черными волосами, развевавшимися по ветру.