Бабочка на штанге (сборник)
Шрифт:
Пан товарищ Лебеда (он же батько Мирон) отнёсся к этим крикам с пониманием. Да, мол, нужен и такой совет, потому что дети — будущее свободного мира. И совет выбрали. И он принял много справедливых законов. Одним из первых был закон, запрещающий на веки-вечные использовать «тараскины слёзы» для воспитательных дел. Товарищ комэск Лебеда добавил от себя, что каждый, кто этот закон нарушит, будет повешен за ноги на сухом каштане перед поселковой управой или расстрелян в Тухульской балке тупыми пулями из трофейного американского пулемёта «Крокодайл-Гочкис» (по выбору осуждённого)…
Проходили времена, менялись власти
Да, но почему Кранец-Померанец нынче спасался бегством? И не от сердитой хозяйки сада и не от тётушки Ганны, а от своих приятелей соседей?
Марко открыл рот, чтобы крикнуть: «Кранец, ты куда?».
Но от ребят долетел тонкий вопль Славки Тотойко:
— Кранец! Стой-замри или лопнут пузыри!
Это было заклинание. Тоже давнее. Тоже как закон. Почему его надо слушаться и что за пузыри могут лопнуть у нарушителя, никто не знал. Но слушались всегда. Иначе ты совсем трус, или кругом в чём-то виноватый, или вообще «не с нашей улицы». И тогда конечно:
Хихила, хихила, Гнилая бахила! В болото упала, Г…м провоняла…Кому захочется такого? Стать «хихилой» можно в один момент, а отскребать себя потом от этого звания ох как непросто…
Впрочем, почти у каждого из ребят против «стой-замри» была защита. Марко знал, что есть она и у Кранца. Почему же Кранец будто споткнулся, замер?
Ну, конечно, от неожиданности! Он же, растяпа, сразу не вспомнил! Однако через две секунды сообразил. Встал одним плечом к Марко, другим к ребятам, выпятил живот, сунул руки в карманы широких, полосатых, как матрац, штанов.
— Ну, фига ли клеитесь?
Джольчик из кармашка -
От всего отмашка!
Джольчик и правда был талисманом от всяких заклинашек, запретов и приставалок.
Все сошлись вокруг Померанца.
С Марко поздоровались мельком — кто взглядом, кто быстрой улыбкой, кто коротеньким «здра…». А центром внимания был Кранец-Померанец. Его уши возмущённо полыхали. Он, кажется, готов был сказать гневную речь. Славка его опередила:
— Врёшь ты, Фимочка! Нету у тебя джольчика… — Тощая, с тонкой шеей, она ехидно и непримиримо смотрела на Кранца сквозь белые прядки на лице.
— Есть!.. — Кранец отчаянно зашарил в кармане, портки перекосились так, что одна штанина съехала до лодыжки, а другая задралась выше колена. — Вот! — Он вытащил на свет гранёную пробку от одеколона, та засверкала.
Славка растянула губки в тонкую улыбку.
— Это просто стекляшка. А твоего джольчика у тебя нету…
Кранец замигал и запыхтел:
— Докажи…
— Вот и докажу… — Славка задрала на животе длинную мальчишечью футболку (рыжую с черным пиратским портретом). Под футболкой была модная джинсовая юбочка с мундирными
Все вытянули шеи. Посмотрели на пробку, потом на Кранца. Тот глядел на свои растоптанные кроссовки и пыхтел всё сильнее.
— Ну? Будешь отпираться? — с беспощадной ласковостью спросила Славка и отдула от губ невесомую прядку.
И все смотрели на Кранца-Померанца с тем же вопросом.
Разные были здесь люди. Кроме Славки и Кранца, два приятеля — деловитый коренастый Топка и непоседа-вьюн Пиксель (тоже из шестого класса), маленький коричневый Икира; круглая, как полнолуние, и всегда невозмутимая Галка Череда (Славкина подружка, пятиклассница), любопытный и неумытый четвероклассник Матвейка Кудряш… Да, разные, но про одно знали они одинаково: нельзя клясться фальшивым джольчиком. Так поступают лишь окончательные хихилы…
— Н-ну? — снова сказала Славка.
Было похоже, что Кранец сейчас заревёт.
— А чего… — выдохнул он, — я это… пошутил…
— Шуточки у тебя, Померанец, — хмыкнула Славка. Похоже, что с облегчением. — А теперь скажи всем, где потерял настоящий джольчик? Вот этот…
— Я, что ли, знаю? — буркнул Кранец.
— Небось, догадаешься, если подумаешь, — заметила круглая Галка.
— Чего думать-то…
— А потерял он его в саду у бабки Лександры, — со сдержанным торжеством сообщила Славка. — Лазал туда попробовать первый урожай черешни…
— Ну и что? Он один, что ли лазал? — рассудил справедливый Икира. — Отдай ему джольчик, Мирослава…
— Другие, кто лазали, посуду у бабки не били, — возразила Славка. — А Померанец не только все банки у неё расколотил, а ещё и расписную макитру грохнул. Она эту макитру в прошлом году на ярмарке в Камышах купила. Радовалась, какая разноцветная посудина. Для неё это чуть ли не главное счастье в жизни было: поставит перед собой и шепчет: «Я же ще такой радуги нигде больше не бачив…» А он…
— Я нарочно, что ли? — плаксиво взвыл Кранец. — Я не знал даже!..
— Да что случилось-то? Объясните по-понятному! — встрял любопытный Кудряш.
Тогда Славка неторопливо и с подробностями принялась рассказывать.
Сегодня утром бестолковый и бессовестный Померанец (прогуливая, кстати, уроки) забрался к бабке на участок и начал, чмокая, лакомиться ранней черешней. Бабка усмотрела это безобразие из окошка. Завопила и, растопырив костлявые руки, бросилась за нахалом и обжорой. Кранцу на этот раз повезло. Хоть и был неповоротлив, а сумел увернуться от хозяйкиных лап и кинулся к плетню. Перемахнул и брякнулся на той стороне, как мешок с кукурузой (это Славка так сказала: «мешок с кукурузой»; Кранец хотел было ответить «сама такая», но счёл за лучшее промолчать). И всё бы хорошо, но во время бегства Кранец попал ногой на валявшуюся в траве доску. А доска серединой своей лежала почему-то на полене. Её конец подлетел и ударил по лавке, на которой сохла пирамида банок для солений-варений. Банки взлетели, как от взрыва гранаты. Что от них там осталось, можно представить… Мало того! Большая банка по дуге ушла к табурету, где стояла бабкина радость — ведёрная посудина с пёстрыми узорами, петухами и мальвами на лаково-оранжевых боках. Была посудина — сделались черепки…