Бабы строем не воюют
Шрифт:
– Так я это, Ева…
– Что – я?! Доложить, как положено! Где старшая?! Почему десяток в потемках мечется, как куры полоумные? Свечи зажечь, одеться, построиться! Бе-э-эгом!
– Так горим же!..
– Задницы у вас еще не горят?! Сейчас загорятся! Вы в Академии или где, вашу мать! Без разговоров! Выполнять! – Арина встряхнула несчастную Еву, чуть не оторвав ее от пола, и отшвырнула в сторону. Та засуетилась, нащупывая в темноте свечу и кресало с трутом. Арина вгляделась, но пока огонь не зажегся, различить смогла только белые пятна девичьих рубах, шагнула вперед и, не сбавляя тона, продолжила выкрикивать резкие отрывистые команды, сама не понимая, откуда те слова приходят:
– Мария!
– Слушаюсь! – еще неуверенно отозвалась откуда-то из середины куча-малы Машка и поспешно завозилась, пытаясь вскочить на ноги.
– Строй десяток, как положено! В порядок себя привести! Чтоб на три счета одеты были! Аксинья, Катерина, маленьких успокойте, соберите, и в середину. Да не пугайте их!
Только когда пришедший в разум девичий десяток уже без паники и суеты при свете двух наконец зажженных Евой свечей был построен, Арина сказала, что на крепость напали тати и надо уходить. Если паром на месте, так отвязать его, по-тихому переправиться на ту сторону и идти к Нинеиной веси, а уж оттуда в Ратное гонцов посылать за подмогой. Коли не получится с паромом, так просто укрыться в лесу до утра, а там уже видно будет, что делать. Приказала зарядить самострелы и крадучись идти к воротам. Да стрелять, если что, не раздумывая.
Из девичьей Арина вышла первая, с луком на изготовку. Так и стояла, ожидая, пока девицы спустятся и построятся, настороженно вслушивалась и вглядывалась в сторону казармы, откуда доносились сюда шум, гам, крики и дым. В любой момент ожидала, что и сюда доберутся страшные фигуры с топорами, которые бежали в дыму к казарме и кричали, как ТОГДА – те, что она в оконце из своей горницы успела увидеть. Сейчас, покуда там разбираются, может, и удастся девчонок увести, если не заметят их…
Пока девки строились, а вернее, сбивались в подобие боевого порядка – плечом к плечу, ощетинившись самострелами, укрыв в середину малышню, чтобы двигаться к воротам, топот и крики, и правда, стали приближаться.
– Быстро уходите! Я задержу! – коротко бросила Арина девкам через плечо и, достав стрелу, наложила ее на тетиву. Вон из-за того угла сейчас выбегут, хорошо, ночь лунная – не промахнешься. Там проход узкий, на сколько-то да хватит ее стрел…
И когда темная страшная тень, показавшаяся ей огромной, словно медведь, действительно выскочила из-за угла и зарычала, Арина, уже не раздумывая, коротким точным движением натянула тетиву и пустила стрелу прямо в голову противника.
– Твою мать, су-у-ука, ошалела!
– Дядька Прокоп! – взвыла сзади Млава, а Арина испуганно уронила вторую, уже наложенную на тетиву стрелу; хорошо, натянуть не успела. Прокоп, ушедший кувырком куда-то в сторону за поленницу от первой стрелы, застрявшей в срубе как раз на уровне его головы, поднимался теперь на ноги, отряхиваясь и отчаянно ругаясь. Да и Анна с бабами уже спешили к месту «битвы».
И словно враз занавесь упала… И с чего ей тати померещились? Оно и пожара, похоже, нет уже – дым и то почти рассеялся. Из-за угла казармы раздаются голоса отроков, но не похоже, что бой там идет, просто перекрикиваются, гремят чем-то; жалобные крики Швырка, которого увлеченно продолжали вразумлять плотники во главе с Сучком, доносятся от недостроенного терема, но тоже как-то… обыденно, что ли? Словом, ничего угрожающего в крепости не происходит, и на нападение татей все это не похоже ни капли. Арина вдруг ощутила слабость в ногах, бессильно опустилась на землю и с трудом удержалась, чтобы не расплакаться прямо тут, на глазах у всех, от стыда и обиды на саму себя. Надо же! Второй раз за сегодня опростоволосилась! Ну что за день такой?!
– Вот это выстрел! – усмехнулся Макар, тоже отряхиваясь и выбираясь из-за строительных завалов – успел от греха куда-то нырнуть, не глядя, когда понял, что Арина не шутит. Сейчас он с интересом разглядывал ее стрелу. – Слышь, Прокоп, а ведь опять в глаз метила! Еще бы чуть-чуть… Ты бы замешкался, либо я бы поспешил – и отпевали бы…
– Мешкать не обучен, – буркнул Прокоп, поднимая и нахлобучивая на голову свалившуюся во время стремительного кувырка шапку. – Лук он лук и есть… Стрела хоть и у дуры в руках, а не спрашивает, когда летит…
– Опамятовала? – Анна остановилась над сидящей на земле Ариной, вздохнула и повернулась к девкам. – Что встали! Живо все в девичью, и чтоб к моему приходу тихо было! Устроили тут…
Девки поспешно рванули обратно, благоразумно решив, что хоть и нет их вины в случившемся, но разгневанной боярыне лучше под горячую руку не перечить.
– А неча на чужих баб на глазах у родной жены бросаться! – уперев кулаки в бока, неожиданно провозгласила Верка, насмешливо уставившись на все еще разглядывающего Аринину стрелу мужа. – Это еще Немой не видел! Нет, ну разлетелись, соколы! – громко посетовала она куда-то в сторону загона с лошадьми. – Как рванули-то к молодой бабе! Одно слово – кобели! И правильно! От вас таких только и отобьешься, что оружно! Только вот ведь непруха какая – ни поскандалить в свое удовольствие, ни в волосья сопернице не вцепиться! Не-э-эт, я так не согласная!
Общий хохот, ставший ответом на ее горестную жалобу, окончательно разрядил напряжение.
– Э-э-э, бабонька, ты чего? То прям поляница с луком тут стояла, чуть не постреляла всех… Ну-ну, тихо… – раздался успокаивающий голос наставника Филимона, склонившегося над все еще беспомощно сидящей на земле Ариной.
Но она уже не слышала, что говорит старый воин, да и собой не владела, словно смяло ее. Все, что она держала в себе от того момента, когда напавшие тати растоптали ее прежнюю жизнь, и до сегодняшней ночи, и думала уже, что пересилила, перемогла эту боль, вдруг вырвалось из оков и вылилось бурными рыданиями.
– Я… я… думала – опять тати! – только и смогла она выдавить невнятно сквозь всхлипы в ответ на доброжелательные слова Филимона. – Думала, нашли нас… Они тятеньку убили-и-и-и! – и упала, отчаянно колотя кулачками по земле, захлебываясь от накатившего вдруг и ставшего острым и непереносимым чувства утраты.
– Все живы, и слава богу! – Анна повернулась к наставникам и махнула рукой. – Все. Уводите отроков, нечего им тут…
Бабы уже поднимали под руки Аринку и уводили ее в девичью, за ними сунулась было неизвестно откуда появившаяся среди общей суеты Юлька, но ее остановила Анна:
– Не надо, Юль. Лекарка тут не поможет, мы сами с ней. Ты лучше спать иди.
– Заснешь тут, – обиженно буркнула Юлька, но спорить не стала, только посулилась принести успокаивающий отвар из травок и посоветовала завтра с утра Арину не будить, чтобы та выспалась. Но уж это Анна и без нее сообразила бы.
Глава 5
Анна потратила немало времени и усилий, чтобы угомонить взбудораженных воспитанниц, а младшему девичьему десятку объяснила, что все было устроено нарочно: учеба такая – как игра. Выражение «учебная тревога», которое выдумал Мишаня, вовремя всплыло в памяти, очень понравилось и польстило пигалицам, а уж когда боярыня их похвалила, дескать, сделали все правильно: и слушались, и оделись быстро, и не испугались – плакать не стали, девчонки немножко погордились, но успокоились окончательно и после этого быстро заснули.