Бачеха. Рассказы
Шрифт:
– Очнулся? Слава Богу. Рич, слезь с него! – сказала рядом какая-то женщина, и я открыл глаза.
Увидел спрыгивающую с дивана овчарку, и женщину, наклонившуюся надо мной, заботливо укрытым одеялом.
Анна Егоровна, так её звали. Военврач на пенсии. Она рассказала, что нашла меня без сознания в кустах около гаражей. Без куртки и кроссовок. Зря меня тётка принарядила в Москву, конечно.
– Тебя ищут, наверное? Но я в милицию пока не звонила. Ты просто здорово по голове получил, вот и провалялся ночь без сознания. Судя по реакции зрачков, всё в пределах нормы. Я тебе вколола
Я рассказал. Потом Анна Егоровна выспросила мой домашний номер, и как-то так поговорила с моей матерью, что обошлось без скандала. Я был потрясён. Мама попросила дать мне трубку. Она плакала. Не гундела! Плакала…
– Мам, позвони Екатерине Ивановне. Успокой её. Ладно?
– Как…? А ты, разве, не поедешь в гостиницу.
Анна Егоровна забрала у меня телефон и объяснила матери, что мне нужно отлежаться.
– Нет. Нет. Приезжать не надо! Поправится, и я его посажу на поезд. Адрес мой, естественно, запишите. И телефон.
После того, как они поговорили, эта добрая, едва знакомая женщина, покормила меня. Я так устал, пока ел, что снова уснул. Провёл я у Анны Егоровны неделю, пока не смог нормально передвигаться самостоятельно. Если честно, уезжать мне от неё не хотелось совсем. Пока я находился в её квартире, она мне говорила по поводу моей ситуации. По поводу отца:
– Человек слаб. Не все могут противостоять людям и обстоятельствам. Точнее, мало кто может. Пока не побудешь в чужой шкуре – не суди. Жизнь сама всё расставит по местам. Вполне может случиться так, что вы ещё увидитесь, и ты сможешь простить. Да и он, глядишь, поймёт что-то. Всё меняется, Антон. Только успевай поворачиваться к жизни лицом.
И много ещё чего умного, и успокаивающего сказала она мне за эти семь дней.
– Почему вы одна? – спросил я как-то за ужином. – Вы умная и красивая.
– Ой, брат. Это такая история… тяжелая очень. Не хочу сейчас. Вот в следующий раз приедешь, и расскажу.
Я распахнул глаза:
– Приеду? В следующий раз? Правда?
– Ну, а почему нет? Разве тебе у меня не понравилось? – Анна Егоровна пододвинула ко мне печенье. – Ешь. Только Ричу не давай. Нечего баловать.
– Вр-вр-вр. – презрительно сообщил из коридора пёс.
Мол, не очень-то и хотелось.
Анна Егоровна купила мне билет и посадила на поезд, строго-настрого наказав проводнику беречь меня, как зеницу ока – у неё был такой голос, что не захочешь, а подчинишься. Проводник согласно и понимающе кивал. В Воронеже меня должна была встретить с поезда мать. Анна вдруг обняла меня и сказала:
– Вот бы у меня такой сын был! Скажи своей матери, как ей повезло.
Я с трудом сдержался, чтобы не заплакать. Совершенно точно, что это навсегда. Эта женщина, спасшая меня, уже никогда не будет мне чужой. И я, конечно, приеду.
Мать вела себя нетипично для неё. Встретив, она коротко обняла меня и сказала:
– Я так перепугалась! Слава Богу, что ты в порядке.
А где же вот это всё: «Я чуть с ума не сошла, надо думать головой, как можно так вообще поступать, в кого ты такой эгоист…», и всё в этом духе?
– Школу окончу – поеду в Москву в институт. – сказал я, когда мы шли на остановку.
Ну вот сейчас-то точно начнётся!
– Ну, а что? Дело хорошее. Тем более, если есть к кому. – сказала моя неузнаваемая мать, и помолчав, добавила. – Надо её как-то отблагодарить, Анну твою. Свяжу ей свитер красивый. Какой у неё размер, знаешь?
Я фыркнул и посмотрел на мать. И мы дружно рассмеялись. Жизнь и правда меняется. А иногда даже меняет людей.
Вопреки
Он приехал посмотреть, как идёт стройка его нового дома. Их дома – его, жены Оксаны, и дочки, Полины. Стоял на краю участка, смотрел – на месте уже всё проверил, захотелось полюбоваться со стороны. Растут стены. Неделю назад ещё был только один фундамент, а сейчас уже пошло дело – глаз радует.
Насмотрелся, сел в машину, поехал к выезду из посёлка. Посёлок был старым, но именно так Витя и хотел. Чтобы среди стареньких деревянных домов был его дом. А не коттедж среди коттеджей, где одни новые русские. Или как там зовутся эти здания? Особняками?
У неё порвался пакет и консервные банки раскатились по дороге. Девяностые, лихие и романтичные той особой романтикой, которую не дай Бог никому. Голод, преступность и неразбериха. Вроде не самая подходящая почва для любви. Но на деле всё выходило иначе…
Витя проехать не мог. Не давить же консервные банки вместе с девушкой, которая судорожно собирала их и ставила на обочину. Порванный пакет сиротливо валялся неподалёку. Как она теперь всё это понесёт, Люба не представляла.
Витя нашёл в машине пустой пакет. Вышел. Помог собрать банки. Предложил подвезти, и подвёз. Ничего не должно было быть, но всё случилось. Не сразу, через неделю. Витя позвал Любу в санаторий на выходные, и они уехали. Вдвоём.
– Ты женат, да? – спросила Люба, лёжа на его плече.
– Да. – коротко ответил Витя.
Он не спросил, откуда она знает. Ему казалось нормальным, что в посёлке все знают всё обо всех. Даже о тех, кто только что купил землю и начал строить дом. А может она поняла по тому, что Витя увёз её за город – неважно. Поняла. Женат.
Не просто женат, а с осложнениями. И речь не о детях. Дело в том, что в целях сохранности бизнеса Витя всё оформил на Оксану. И продолжал оформлять на неё, уже по инерции. У Оксаны к тому же был папа. Не простой, а работающий в администрации города на одной из руководящих должностей. Витя знал, что если решит уйти из семьи, его выпустят только в одном виде: с голым задом. Ему было тридцать два года, когда он вдруг встретил Любу.
– Сколько тебе лет? – спросил Витя у неё.
– Девятнадцать.
Они стали встречаться. Мама Любы, Светлана, хорошо относилась к Виктору. Ещё бы не хорошо – с появлением у Любы такого любовника дом стал полной чашей. Голодные дни прошли, Люба и Света теперь были сыты, обуты, одеты. Витины строители (один из его бизнесов был строительным) сделали женщинам в доме водопровод и канализацию. Поправили забор.
– Плохо то, что он несвободен. – вздыхала Светлана. – Ты вот потратишь на него свои лучшие годы, а потом что? Не выйдешь замуж. Спроси у Вити, какие у него планы.