Бафер с руками из ж… Книга пятая
Шрифт:
Убежище представляло из себя небольшую локацию метров пятьсот в диаметре. В центре располагался луг, чуть дальше пруд, поле, фруктовый сад, лес. В общем, есть какая-никакая природа, а значит, можно будет полежать на травке или рыбку половить в пруду.
В центре лежала подушка, на которой расположились семь ручных часов, но подходить к ним никто не спешил.
Я раскинул руки и завалился на мягкую траву, блаженно прикрыв глаза. Судя по звукам все повторили то же самое. Только сейчас обратил внимание, что колосья какие-то огромные. Сорвал один из них, стебель как у камыша, блин. Так стоп!
Слева раздался задорный детский смех, я раздвинул стебли и увидел годовалую малютку в огромной шляпе, что без устали хохотала, теребя уменьшившееся вместе с ней красное платьице и посох. Младенец Тихон пытался встать на ноги, но у него не получалось поймать баланс, и он снова падал, чем развеселил и всех остальных. Котенок Тень невозмутимо мыла лапки, словно и не уменьшалась в двадцать раз.
Да. Мы стали младенцами. Всегда есть подвох. Я глянул на крохотного Грызлика, чей шипастый доспех превратился в детский костюмчик и тоже присоединился к общему веселью. Комфортнее всех было Жоре, он привык к небольшим габаритам, да и пухленький он такой же, хотя, конечно, сейчас младенцем в рогатом шлеме выглядел еще комичнее обычного.
Мы так задолбались, что даже не сильно расстроились тому факту, что теперь и поговорить нормально друг с другом не можем, только «ага, угу, неть, дя», нейронные связи между языком и мозгом еще не налажены. Но чат на месте, и то хорошо.
Мы не стали учиться ходить или что-то еще. Слишком вымотались, а потому так и уснули.
* * *
Краем сознания я понимал, что нахожусь во сне, но повлиять ни на что не мог. Перед глазами мелькали сотни картин, проносились тысячи судеб. Мне даже удавалось успевать перехватить часть информации.
Вот, например, кадр морского сражения.
— Сабли наголо! — орал старый корсар. Его корабль окружили два пиратских судна. — Эти мягкотелые рыболовы об нас сейчас зубы обломают. За Зика! — крикнул он и пальнул в небо.
Следом я ухватил городской пейзаж. Игрок с ником «Кудря» ковал резную оградку для развороченного сада у цветочного магазина. Я узнал место, пробегал мимо в Янзере.
Камера переместилась, и пред глазами предстал смешанный патруль стражи и игроков, что шел по канализации.
— Еще двести шагов по прямой. Потом направо, — еле слышно прошептал капитан, вглядываясь в карту. — Там возведем баррикаду и будем держать до прибытия подмоги. Затем охранять рабочих, пока они стену не заложат.
Получается, город заживляет свои раны. Как-то там всё наладилось, и жизнь идёт своим чередом. До поры до времени.
Обзор снова взлетел вверх, на колокольню, ту саму, из-за которой начался весь сыр-бор. Я прошел через стену и поплыл вниз по ступеням. А затем прошел сквозь дверцу люка, ведущую в подземелье и еще ниже. Башня уходила далеко вниз, словно корни дерева от нее тянулись странные энергетические линии. Минус пятый этаж, десятый, тридцатый, я бесконечно спускался в подземелье, но как-то хаотично зигзагами, перескакивая из одного сознания в другое.
Вот я мышь, паук, гуль, игрок. Охренеть! Забрался же туда кто-то. Вот я вижу знакомый след ауры Пережившей Всё, но не решаюсь сунуться в её разум, она слово, что-то чувствует, и как-то странно смотрит на зомби, глазами которого я вижу. Затем ощущаю чей-то слабый отголосок разума и прыгаю туда. Узник. Выжженный маг, лишивший сам себя дара, но тем не менее сидящий в тюрьме, ведь бессмертие его не покинуло. Да и разум еще крепок. Еще ниже. Какой это уже ярус? Минус пятидесятый? Не знаю.
Я долго мечусь в поисках хоть какой-то искры разума. Спускаюсь в глубину словно подводная камера на дно океана. Я чувствую что-то. Слишком долго смотрел в темноту, и вот колючий взгляд ощупывает меня оттуда в ответ. Жгуты магических линий от колокольни ведут к нему. Я знаю.
Обычно эта сущность скрывается, но тут вдруг почему-то решила выглянуть. Неужели она тоже ощущает мой взор? Мы сталкиваемся краями разума. Словно бы два щупа, что теперь должны передать информацию в аналитические центры. Только если я тянусь плавно, опасливо, неизвестная сила, напротив, врезается в моё сознание как игрок в американский футбол.
Безумный поток мыслей сносит меня. Реальность разбивается на осколки. Я не в силах видеть это и терпеть. Там словно мешанина личностей. Но вместе с тем, было в этом контакте что-то знакомое.
Меня выбивает из сна. Словно сработал какой-то защитный механизм.
Я сажусь рывком. Оказывается, закричал во сне и всех перебудил. Кое-как унял сердцебиение и снова лег спать. Мозг был взбудоражен, но усталость перебороть не смог, и сознание снова утянуло в бездны сновидений.
— Какой ты интересный, — раздается девичий шепот в голове. Вокруг тьма. Я не могу ни на что воздействовать только лишь слушать. — Тебе нужно учиться контролировать свои выходы из тела. Можно увидеть такое, что потом не развидишь. И тогда мы с тобой точно подружимся. Аха-ха-ха-ха. Ты давно меня не навещал. Заходи ко мне в гости. Я буду нежной. Обещаю. Хы-гы, — раздается смешок, и чернота тает.
На этот раз открыл глаза нормально. Перевернулся на другой бок и уснул. Бог безумия еще пытался говорить со мной. Его шепот сопровождал меня во снах.
Мы продрыхли сутки. Не подряд, конечно, вставали, ворочались, пили, кто-то даже ел.
Не было сомнений, во сне у меня опять явились видения, которые бывают от перегруза. Только если в прошлые разы я всегда видел фрагменты жизней моих друзей, то теперь пошел дальше.
И этот поиск под Янзером. Я словно бы действовал на инстинктах, но как будто бы кто-то меня подталкивал. Странное чувство.
На утро всё проанализировав, я пришел к неутешительному выводу и поделился им с сокланами. Похоже, в Янзере находился еще один осколок разума безумного бога. Это вполне укладывалось в концепцию, учитывая, что там происходило.
На свойство ручных часов на подушке так никто и не посмотрел. Пока не хотели забивать себе ничем голову.
Кстати, как оказалось, мы не всегда были младенцами. За сутки здесь происходил полный цикл от младенчества до старости. Таким образом, когда встало солнце, мы снова были карапузами, а к девяти утра уже десятилетками. Не знаю, зачем так было задумано, возможно, чтобы напомнить нам о скоротечности жизни.