Багровая смерть
Шрифт:
Мика сполз с кровати со своим пистолетом. Он был одним из немногих знакомых мне оборотней, носивших оружие и при этом не бывшим профессиональным телохранителем или наемником. Он был не только Нимир-Раджем нашего местного парда верлеопардов, но и главой Коалиции по налаживанию взаимопониманий между людьми и ликантропами. Коалиция была федеральной организацией, которая медленно, но уверенно объединяла разные виды оборотней по всей стране в единую группу с едиными целями, к достижению которых, как они видели, их целенаправленно вел Мика. Не все были довольны тем, что извечная война между сообществами оборотней превращалась во что-то наподобие кооперации. Некоторые противники видели в этом опасность для человечества. Некоторые ликантропы воспринимали это как принуждение к нашим правилам вместо их собственных, несмотря на то, что Коалиция никогда не вторгалась на территорию других групп, кроме случаев, когда было необходимо
Не единожды Мике угрожали расправой, поэтому в поездках его сопровождали телохранители и еще он брал с собой пистолет всегда, когда мог. Не везде разрешалось скрытое ношение оружия, поэтому иногда ему приходилось оставаться безоружным и полагаться на телохранителей, но он, так же, предпочитал быть готовым защитить себя самостоятельно. Еще одна вещь, в которой мы с ним солидарны.
Халат Мики был одним из тех, что Жан-Клод купил для него или, возможно, заказал у портного, потому что он смотрелся как вышедший из викторианской эпохи, сшитый из темно-зеленого бархата, украшенного золотисто-зеленой вышивкой на широких манжетах и воротнике с лацканами, которые охватывали его шею и спускались к талии, сияя золотом и парчой. Халат доходил ему до пяток, но был достаточно короток, чтобы Мика не споткнулся, и ему не пришлось приподнимать полы халата при ходьбе, только поднимаясь по ступенькам. Ступеньки у нас мудреные, не подходящие под обычный шаг. В общем, халат был явно сшит на заказ. Он надел темно-зеленые тапочки и был готов отправляться.
Я тоже, наконец, обулась в тапки, так что мои ноги были в тепле, в тапках можно и пошаркать, но вот шелковый халат… нужно что-то посущественнее. Особенно теперь, когда мы ночевали здесь минимум пять ночей в неделю. Два дня в доме округа Джефферсон были в основном для того, чтобы получить немного солнечного света. За исключением Мики, мы все работали почти исключительно по ночам, и через некоторое время без солнечного света начинала развиваться депрессия. Как-то я спросила Жан-Клода, страдает ли от нее он, на что он ответил: «Сильнее, ma petite, чем предполагал, когда согласился стать тем, кто я есть».
Мика взял свой телефон и очки с прикроватного столика со своей и Жан-Клода стороны кровати. Очки были в зеленой оправе с золотыми прожилками, как дополнение к его леопардовым золотисто-зеленым глазам. Ему прописали очки для постоянного ношения, но большинство из нас было не в курсе этого. Один очень плохой человек заставлял его оставаться в животной форме до тех пор, пока он уже не смог окончательно вернуться в человеческий облик. Он был загорелым от частого нахождения снаружи, и теперь его глаза смотрелись невероятно экзотично на фоне смуглой кожи, но оборотной стороной обладания кошачьими глазами было то, что кошки близоруки. Еще он немного потерял в плане цветовосприятия, хотя и не так сильно, как настоящие кошки, видимо, в его леопардовых глазах осталось что-то от человека. Его окулист просил разрешения написать статью об отличии его зрения в соавторстве с ветеринаром. Мика носил солнечные очки, чтобы прятать свои глаза, когда не хотел выделяться и потому что опасался, что такие неблагонадежные глаза могут быть использованы против него в борьбе за доминирование в сообществе ликантропов, но наконец он получил очки, которые облегчали ему чтение и помогали дальше видеть. Кошачьи глаза фокусировались по-другому и читать ему было сложнее, чем мы предполагали. Контактные линзы у него тоже были, но здесь, с нами, он не заморачивался. Мне нравилось, как оправа окаймляет его глаза, будто они произведение искусства, потому что, наконец, появилась достойная их оправа, что, конечно, лучше, чем прятать их за темными стеклами.
Мы оставили Натэниэла сладко посапывать в гнезде из одеял, он уже придвинулся ближе к Жан-Клоду. Кровать была достаточно велика, чтобы он мог завернуться в одеяла раньше, чем добрался бы до второго парня вплотную, но Натэниэл во сне всегда пытался с кем-нибудь обняться больше, чем любой из нас, и все мы частенько оказывались в объятиях.
Мы с Микой прошли к двери так тихо, как смогли, оставив нашего общего мальчика досматривать сны и нашего общего Мастера — спать сном смерти. Вероятно, выходить настолько тихо не было необходимости, но мы решили быть вежливыми. Мика остановил меня у двери и потянулся поправить мне волосы. Я удивленно приподняла бровь, и он произнес одними губами: «Жан-Клод». Что означало, мой вампирский жених попросил Мику напоминать мне не выходить, не причесавшись. С тех пор, как технически я собиралась стать королевой вампиров, раз уж выхожу за Жан-Клода, приходилось держаться в рамках приличий, хотя это все
Мика, как ни странно, расчесал и свои волосы пальцами, что было реально глупо. Жан-Клод сказал, что наш внешний вид отражается на нем, а вампиры, особенно старейшие, чрезвычайно повернуты на показухе. Единственное, что я смогла, это не заявить: «Вампирская показуха? Прикалываешься?!» Едва сдержалась, поскольку он редко выходил куда-либо, не оказавшись идеальным с головы до пят. Не думаю, что это тщеславие, больше просто он сам, Жан-Клод, и я любила его, так что делала то, что веками делали мужчины в ожидании, пока их красавицы готовятся к выходу: терпеливо ждала совершенство, которое стоило ждать. Со мной такого никогда не случалось, чтобы он захотел и меня приблизить к совершенству с приближением свадьбы. В этом направлении двигаться меня не радовало, но ему позволяла. Я давно уяснила одну вещь: тщательно выбирай битвы. Я уже проиграла спор за размах свадьбы, но все еще надеялась выиграть в плане выбора свадебных нарядов для женщин, и меня в том числе.
Мика открыл входную дверь, и двое охранников встали по стойке «смирно»: прямые, будто шомпол проглотили, плечи расправлены, руки по швам, как если бы они до сих пор носили военную форму.
— Расслабьтесь, ребята. Вы больше не в армии, — сказала я.
— Я не служил, маршал Блейк, — отрапортовал тот, что повыше. Его стрижка была все еще такой короткой, что сквозь его почти белые волосы была видна кожа головы.
— Это строчка из старой песни, Миллиган; помниться из «Anchors Aweigh», — криво ухмыльнувшись, проговорил мужчина чуть пониже, давший своим волосам отрасти подлиннее и погуще. — Милли не фанат классики.
— Ты должен расширить ему кругозор, Кастер, — вернула я улыбку.
— Всякий раз, как Пуд пытается расширить мой кругозор, моя жена сходит с ума, — улыбнулся Миллиган.
Я знала, что прозвище Пуд было первым слогом слова «Пудинг», потому что они начали называть Кастера Кастардом, но каким-то мистическим образом прозвище превратилось в Пудинг и затем — Пуд. Откуда я узнала? Да спросила.
Мика сдержано хмыкнул и покачал головой:
— Твоя жена заставила меня дать обещание, что я не позволю Кастеру сбить с тебя с пути, когда мы поедем в город.
— Я знаю, что она говорила с Вами, сэр.
— Просто Мика или мистер Каллахан, не нужно «сэров».
— Серьезно? Твоя жена говорила обо мне с Микой? — удивился Кастер.
Миллиган кивнул:
— В последнюю нашу вылазку на выходные ты уже стоил мне мой женитьбы.
— Я думал, ты пошутил, — нахмурился Кастер.
Его друг покачал головой.
— Твою мать, прости, мужик. Я не хотел, — Кастер выглядел по-настоящему серьезным, что было для него нетипично.
Миллиган и Кастер входили в состав спецназа ВВС, морских котиков, когда были атакованы группой боевиков, решивших, что, будучи животными, победят «котиков». Они ошиблись, но отряд из шести бойцов потерял одного из своих, а у пятерых спасшихся выявили положительный тест на ликантропию, что означало автоматическую демобилизацию по состоянию здоровья. Прочие экс военные попали к нам по схожим причинам. Некоторые приводили ребят из своих отрядов, и мы давали им работу. Некоторые из частных охранных предприятий взяли бы на работу оборотней, но все они были недавно обращенными, что означало — полнолуние они встретят в защищенных боксах или с опытными ликантропами, которые будут нянчиться с ними, покуда те не научатся контролировать своих зверей. А до тех пор, пока не научатся полностью держать себя в руках, они не смогут работать ни в одном ЧОПе, потому что их правила были таковы, что вы должны пробыть ликантропом как минимум пару лет, прежде чем попытать счастье. Некоторые компании настаивали на четырех годах, и не все страны пропускали ликантропов через границу. Бывшие «котики» учились обрастать мехом меньше года. Когда придет время, они могут решить уйти в другую фирму, потому что там больше платят, на некоторых должностях — намного больше, но зарплата здесь не плохая, а уровень риска для жизни значительно ниже. Так или иначе, у них была неплохая работа, выгодная для них и их семей, пока они решали, чем заняться дальше, с набором навыков, заставлявшим охреневать, но малопригодным на гражданке. Пока что их самой большой жалобой, причем высказанной только Кастером и еще одним, было то, что работа слишком спокойная.
Мы с Микой пошли по коридору, держась за руки. Это означало, что одному из нас пришлось пожертвовать рабочей рукой, но с тех пор, как мы перестали бояться атаки внутри собственного святилища, я воображала нас в безопасности. Я даже позволила ему взять меня за рабочую руку, несмотря на то, что стреляла лучше.
— Я не уверен, как это работает, — начал Кастер. — Но сегодня мы на охране всех, кто находится в этой комнате, включая вас двоих.
— Я пойду с ними. Ты оставайся у двери, — вызвался Миллиган.