Багровая судьба

Оуэнс Венди

— Скажи, как есть! — восклицаю я, — теперь, когда мой отец мертв!

— Мне очень жаль, — медленно отвечает Марко, обдумывая каждое слово, — но он знал, что означает «пойти» против семьи…

— Почему ты здесь? — я прерываю его, не желая обсуждать тот факт, что мой отец получил то, что заслужил.

Марко откашливается.

— Я сделал запрос. Обязанности твоего отца… их передали мне.

— Тебе? Почему ты так поступил?

Обычный процесс, когда капо умирает, заключается в том, что все обязанности распределяются

между оставшимися капо или кто-то назначается на вакантную должность. Будучи советником Винсента, я не понимаю, почему Марко обратился с такой просьбой.

— Потому что я думаю, что всё должно принадлежать тебе, — отвечает он спокойно и непреклонно, — всё это. Твой отец ежедневно делал тебя частью бизнеса, и если кто и знает, как продолжить с того места, где он остановился, так это ты.

Из меня вырывается горький смех, звук, которому не место в этом мрачном пространстве.

— Ты думаешь, что я поверю? Винсент ни в коем случае не позволил бы мне заниматься этим дерьмом. Женщина-капо?

Челюсть Марко сжимается, отчего на щеке подергивается мускул.

— Винсенту не обязательно знать, что я хочу, чтобы ты была ключевым лицом во всем.

— В смысле? Пожалуйста, почему бы тебе просто не признать это. Ты пытаешься придумать, как уменьшить свою вину за то, что я сделала, чтобы спасти тебя. Ну, ты можешь оставить свою благотворительность. Мне это, блядь, не нужно!

— Черт возьми, Джиа! — контроль над его спокойствием рушится, редкий проблеск эмоций прорывается сквозь его сдержанную внешность, — не всё имеет какой-то зловещий мотив. Я пытаюсь поступить с тобой правильно, потому что я забочусь о тебе.

— Ты заботишься обо мне, поэтому заключаешь сделки с Винсентом за моей спиной?

— Знаешь, в нашем мире всё не так просто, — он качает головой, на его лице на мгновение мелькает разочарование, прежде чем он снова берет себя в руки, — Джиа, которую я узнал за те месяцы, когда работал в вашей семье, была сильной, как и любой мужчина. Она хотела бы того, что принадлежит ей по праву.

Я колеблюсь, моя позиция смягчается. Я никогда раньше не слышала подобного от Марко. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не могу выдавить ни слова.

— Я забочусь о тебе, — добавляет Марко, пристально глядя на меня.

— Заботишься обо мне? Как о собственности?

— Нет, Джиа. Как человек, который заслуживает быть с тем, кто видит в нем партнера.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — огрызаюсь я, — ты, блядь, меня совершенно не знаешь.

— Думаю, знаю. Я здесь, чтобы предложить сделку.

— Какую?

— Я хочу, чтобы ты согласилась на одно свидание в неделю со мной в течение года. Я предоставлю тебе финансовую поддержку — при этом никаких условий…

— Мне не нужны твои чертовы деньги. У меня есть свои.

— Отлично. Но ты сможешь помочь мне продолжать присматривать за предприятиями, которыми твой отец управлял от имени этой семьи. Если в конце

года ты решишь, что я не тот мужчина, с которым ты хочешь провести свою жизнь, мы расстанемся. Тогда я расскажу Винсенту, что ты вмешалась, чтобы убедиться, что бизнес твоего отца продолжает процветать, и я верю, что тебе следует продолжить его дело.

— У тебя нет права голоса в подобных вопросах, — напоминаю я ему, стараясь не думать о той части предложения, где Марко упоминал, что хочет встречаться со мной раз в неделю в течение года.

— Ты права. Технически нет. Но Винсент не просто так сделал меня своим консильери. Он доверяет мне и послушает, если я скажу ему, что ты способна управлять бизнесом.

Я моргаю, ошеломленная его заявлением. Это смешно и немыслимо.

— Ты знаешь, что я трахалась с твоим кузеном, да?

— Я не об этом спрашивал, — отвечает Марко, абсолютно не смущенный моим замечанием.

Я изучаю его какое-то время.

— Ты серьезно?

— Очень, — он не вздрагивает под моим испытующим взглядом, — я хочу, чтобы у тебя был выбор, Джиа. Я не хочу, чтобы ты оказалась в ловушке брака, который ты из-за финансовых условий презираешь. Это твой шанс выбрать свое будущее на своих правах.

— Хорошо, — шепчу я, и это слово на вкус напоминает смесь поражения и надежды, — один год, Марко. Это всё, что тебе нужно?

Выражение его лица смягчается, в темных глазах мелькает облегчение.

— Один год. Это всё, что я прошу. Если ты не захочешь выйти за меня замуж до конца года, я отпущу тебя.

Я стою неподвижно, скрестив руки на груди, и смотрю на него.

— Хорошо. Но у меня есть условие, — злоба в моем голосе остра, как лезвие бритвы.

Брови Марко изгибаются, — молчаливое приглашение продолжать.

— В этом году… — говорю я с многозначительным взглядом, — я хочу иметь возможность встречаться с другими. Если я буду прикована к этой… договоренности, — я практически задыхаюсь от этого слова, — ты не посадишь меня в клетку.

Мышцы челюсти Марко сжимаются, что является свидетельством его усилий по сохранению самообладания. Его глаза, когда-то мягкие, которые казались искренними и полными беспокойства, теперь обостряются, оценивая меня, пытаясь прочитать между строк мое неповиновение.

— Это то, что тебе нужно? — спрашивает он после продолжительного молчания.

— Да, это мое условие. Соглашайся или уходи.

Он подходит ближе, сокращая расстояние между нами, прежде чем я чувствую тепло, исходящее от его тела. Было бы легко позволить этому теплу окутать меня, но я стою на своем, не желая показывать никаких признаков слабости.

— Хорошо, Джиа, — говорит он удивительно нежным голосом, не отрывая от меня пристального взгляда, — если это то, что тебе нужно для счастья, то я согласен. Во время нашего соглашения ты можешь встречаться с кем пожелаешь, но по субботам ты только моя. Ты поняла?