Багровое око
Шрифт:
Совсем не играли в эти пленительно-однообразные игры лишь маленькие девочки и дряхлые старухи. Первые еще не осознали великой и хмельной тайны разделения полов; вторые уже наигрались за долгую жизнь и выдохлись.
Алмена по возрасту не принадлежала ни к тем, ни к другим. Правда, она давала понять, что лет ей довольно много, но Конану это было неважно. Она выглядела на двадцать пять-тридцать лет, и значит, была таковой. Значит, находилась в возрасте наиболее страстном, жаждущем любви и искушенном в любовных ласках. Но в глазах ее не было игры, не было пляшущей рыжей искры. Так могла бы смотреть семилетняя девочка, либо мудрая и добрая старуха, перевалившая за восьмой десяток.
На третий день жизни в зачарованном лесу (Конану казалось, что прошло, по крайней мере, пол-луны, хотя он так и не догадался об особых отношениях Алмены со временем) он наконец решил, что настала пора объясниться. В то время, как он подбирал в уме самые убедительные, сильные и яркие слова, Алмена, по обыкновению услышавшая то, что звучит в голове слишком громко, разыскала его первая.
— Ты хочешь сказать мне что-то важное для тебя, Конан? Я не ошиблась?
— Ты не ошиблась. Конечно, ты знаешь, ты слышишь все, что крутится у меня сейчас в голове. Но я все равно скажу тебе это вслух.
Конан помолчал, собираясь с силами. Его лицо было красным, напряженным и злым, словно он готовился объясниться в смертельной и застарелой ненависти.
— Слушай меня внимательно, Алмена. То, что я тебе сейчас скажу, я не говорил еще ни одной женщине. Хотя я не так уж молод, скоро мне исполнится тридцать, Только не перебивай меня!
Но Алмена и не думала перебивать. Она смотрела на киммерийца внимательно и просто, с чуть приметным сочувствием.
— Будь моей женой, Алмена! — выпалил Конан, решив начать с самого главного. Он тряхнул волосами, как конь, распаленный битвой. — В моей жизни было немало женщин, не буду скрывать, но ни к одной не влекло меня так, как к тебе. Я делаю тебе предложение. Я — Конан-варвар, дикий киммерийский жеребец, вор, пират, командир наемников. Но если и впрямь эта книга не врет, а ведь это твои слова, что написанное здесь нельзя ни изменить, ни переписать заново, — тогда предложение тебе делает будущий Конан-полководец, Конан-вождь, может быть, даже Конан-король! Подожди, не отвечай мне! — крикнул он, заметив, что Алмена хочет ему что-то сказать. — Когда я закончу, будешь говорить ты. Пока я еще не все сказал. Ты можешь мне возразить, что сейчас я безродный бродяга, а не вождь или полководец. Всю мою собственность составляют лишь меч да лук со стрелами. Хорошо! Если ты дашь согласие стать моей, как только я взберусь на этот самый царский холм, — он вновь помахал раскрытой ладонью, — я взберусь на него очень быстро, можешь быть уверена! Я взлечу на него, цепляясь зубами и ногтями, пробивая дорогу верным мечом! Тебе придется подождать совсем немного!..
Конан остановился, чтобы собраться с мыслями и словами, сделав Алмене знак рукой, что он еще будет говорить и это лишь маленькая передышка. Пот крупными каплями катился с его лба, хотя было совсем не жарко. Киммериец не был мастером длинных речей, а уж тем более, речей любовных! Он предпочел бы выдержать битву с пятью здоровенными воинами или втащить на вершину горы камень в два его веса, чем убеждать женщину в необходимости связать с ним свою судьбу.
Алмена слушала его тихо и внимательно, опустив веки, чтобы не смущать своим взглядом. Слабая улыбка теплилась на ее губах, но киммерийцу она показалась усмешкой.
— Не усмехайся же, не усмехайся! — воскликнул он почти с яростью. — Слушай меня внимательно! Я завоюю для тебя земли, много земель, намного прекрасней и богаче твоего леса! Ты будешь их полной владычицей. Но если вдруг ты не захочешь уходить отсюда, если это место дороже для тебя, чем все сокровища земли… Хорошо! Я и на это согласен. Ты видишь, тебе не придется ничем жертвовать ради меня. Живи здесь, вместе со своими ручьями, мхами и бабочками. Не буду скрывать, что сам я не смогу постоянно делить с тобой эту жизнь. Не смогу изо дня в день есть одни фрукты, качаться в гамаке и следить за письменами перистых облаков. Время от времени я буду покидать тебя, но каждый раз буду возвращаться! Я даже… — голос Конана на мгновение неуверенно дрогнул, — я даже обещаю хранить тебе верность во время своих отлучек. А знаешь, зачем я буду уходить? Я завоюю все окрестные земли, от истоков великого Стикса до Южного Океана! Джунгли с туземцами, саванны с диковинными зверями, пустыни, города на южном и западном побережье (если они там есть), древние развалины — все это будет твоим! Я построю тебе прекрасные дворцы, настоящие дворцы из слоновой кости, розового мрамора, нефрита и хрусталя. Десятки послушных рабов и рабынь будут исполнять каждое твое желание! Отборные войска будут хранить твой покой. Чего бы ты ни захотела — все будет у тебя, даже если для этого мне придется отправиться на другой край света или сразиться с дюжиной королей!
Конан замолчал. Никогда прежде не произносил он такой длинной и горячей речи. Грудь его вздымалась и опадала, как после долгого бега. Сердце ударяло в грудную клетку, как узник в бронзовую дверь темницы. С нетерпением ожидал он ответа прекрасной Алмены, но та медлила.
— Подумай, подумай, прекрасная госпожа. Но все же не молчи так долго!.. Клянусь Кромом, не каждый день доводится тебе слышать подобные предложения от проезжих мужчин!
Он вскочил и сделал несколько яростных кругов по поляне, не в силах выносить ожидания.
— Не сочти мой ответ за обиду, доблестный киммериец. Я благодарю тебя за все, что ты готов совершить ради меня. За все дары, которые ты хочешь положить к моим ногам. Я уже говорила тебе, что ты встретишь женщину, с которой прочно и надолго свяжешь свою судьбу. Но это будет не скоро — и это буду не я.
— Но почему же?! — Конан едва не выругался, в последний момент прикусив язык. — Ты ждешь более богатого, более знатного? Ты думаешь, что когда-нибудь сюда, на край света, явится великий полководец, либо король в золотой парче, усыпанной рубинами, и позовет тебя в жены?..
Алмена улыбнулась.
— Не думаю, что усыпанный рубинами король сумеет залезть сюда по отвесной скале…
— Он не залезет! — заверил киммериец. — И никто не залезет, можешь мне поверить! Если только какой-нибудь демон не опустится сюда с небес. Вроде моего знакомого кутруба — громадной образины с крыльями размахом в семь локтей! Но я сомневаюсь, что он тебе понравится: питается он не оленями или зайцами, но только сладкой человеческой плотью. Разнеси меня Кром в клочья! Кого же ты ждешь, наконец?!
— Я никого не жду, — просто ответила Алмена.
— Не верю! Ты не стара, ты красива и полна сил! Ты не похожа на сумасшедших, иссохших, как скелеты, и трясущихся жриц бога Таписа, которые дают обеты целомудрия, чтобы им разрешили курить фимиам божеству с головой гиены. Ты не жрица, ты не отшельница! Я ни разу не видел, чтобы ты курила благовония, молилась или завывала, чего-либо выпрашивая у своего божества. Я знаю, я видел и жриц, и отшельниц. Не лги мне!
— Но я никогда не лгу, — сказала Алмена.
— Но сейчас ты кривишь душой. Ты ждешь кого-либо более достойного, чем я, ведь правда?.. Ты называешь меня «доблестный киммериец», но, видимо, я недостаточно доблестен в твоих глазах. Я не привык рассказывать о своих победах, но спроси у Шумри. Он придумал неплохие песенки о битвах, в которых я дрался и побеждал. Пока мы плыли сюда по Стиксу, он развлекал ими гребцов, и им нравилось! Впрочем, что я! Шумри может и приврать, чтобы вышло покрасивее. Не надо спрашивать немедийца. Проверь меня по-другому! Поручи мне какое-нибудь опасное дело!