Багровые реки
Шрифт:
Схватив ружье, он садится на велосипед и спускается в долину. Увы, там он находит убийц гораздо раньше, чем хотел бы. Ибо они все еще рыщут по округе и, встретив его на департаментском шоссе, сбивают, несколько раз проезжают по бесчувственному телу и смываются. Все это время Фабьенн вместе с дочерью прячется в церкви Таверле. Она до утра ждет Сильвена. Но на рассвете ей сообщают, что ее мужа сбил неизвестный грузовик. И несчастная учительница понимает, что ее дети стали жертвами гнусного обмана и что, если она не исчезнет, ее ждет та же страшная участь.
И вот для Фабьенн и девочки начинается жизнь-бегство.
Остальное
С тех пор ее мать живет одной лишь религией. Она так и не смогла точно установить причину своих несчастий. Но главной из них считает следующую: приемные родители ее второй дочери, влиятельные и дьявольски мстительные люди, принадлежащие к университетскому «братству», затеяли это преследование, желая отомстить за своего родного, погибшего ребенка и уничтожить ее вместе с Жюдит, чтобы они не смущали покой их семьи. Бедная женщина так и не узнала истинной подоплеки этой истории. Она только пыталась скрыться от заговорщиков, которые разыскивали по всей Франции ее и Жюдит, боясь, что лицо девочки разоблачит их злодейские махинации.
И теперь, Ньеман, оба наши расследования сходятся в одной точке, как рельсы на горизонте — рельсы смерти. Ваша гипотеза подкрепляет мою. Первое: этим летом убийца ознакомился с украденными документами. Второе: он напал на след Кайлуа, а затем Серти и Шернесе. Третье: он разоблачил их заговор и решил отомстить им самым безжалостным образом. И убийца этот — не кто иной, как сестра-двойняшка Жюдит. Сестра, которая действовала так же, как действовала бы сама Жюдит, ибо она узнала правду о своем происхождении. Вот почему она душила свои жертвы рояльной струной — в честь виртуозного мастерства своей настоящей матери. Вот почему убивала злодеев наверху, в горах — в память об отце, добывавшем там драгоценные кристаллы. И вот почему ее отпечатки пальцев совпали с отпечатками самой Жюдит… Мы ищем ее родную сестру, Ньеман.
— Но кто же она? — выкрикнул комиссар. — Как ее имя?
— Не знаю. Мать отказалась назвать его мне. Но зато у меня есть ее лицо.
— Ее… лицо?
— Фотография Жюдит в возрасте одиннадцати лет. И следовательно, лицо убийцы, поскольку они абсолютно идентичны. Я думаю, с помощью этой фотографии мы…
Ньеман затрясся, как в лихорадке.
— Покажи мне ее! Скорей!
Карим вынул из кармана снимок и протянул его комиссару:
— Вот она — убийца. Она мстит за свою погибшую сестру. Она мстит за убитого отца. Она мстит за удушенных младенцев, за обманутые семьи, за поруганную жизнь нескольких поколений… Ньеман, что с вами?
Снимок плясал в дрожащих пальцах комиссара. Впившись глазами в детское личико, Ньеман нечеловеческим усилием стиснул клацающие зубы. И вдруг Карим понял. Нагнувшись к комиссару, он схватил его за плечо.
— Господи, неужели вы ее знаете? Говорите же, вы ее знаете?
Ньеман уронил фотографию в грязь. Ему чудилось, будто поток уносит его куда-то вдаль… Куда же? Уж не к черному
59
Оба сыщика сели в машину и помчались в кампус. Они ехали молча, затаив дыхание. Они миновали несколько полицейских кордонов; жандармы пронизывали их подозрительными взглядами. Но приходилось терпеть: стычка с властями была бы сейчас совсем ни к чему. Ньемана отстранили от следствия, Карим вообще находился на чужой территории. И тем не менее оба твердо знали, что это их, и только их, расследование.
Наконец они добрались до кампуса. Попетляв по асфальтовым дорожкам и мокрым газонам, они затормозили у главного корпуса и взбежали на верхний этаж. Вихрем промчались по длинному коридору и забарабанили в дверь, стараясь держаться сбоку, по обе стороны косяка. Ответа не было. Они взломали замок и вошли в квартиру.
Ньеман держал наготове свое помповое ружье, прихваченное по дороге в жандармерии. Карим сжимал в руке «глок»; на запястье у него был прикреплен фонарик. Луч смерти и луч света должны были сойтись в одной точке.
Никого.
Сыщики торопливо обыскивали квартиру, когда вдруг зазвонил пейджер Ньемана. Его срочно просили связаться с Марком Костом. Комиссар тотчас набрал нужный номер. Его пальцы дрожали от слабости, живот терзала дикая боль. Наконец он услышал голос молодого врача:
— Ньеман, тут у меня сидит Барн. Мы хотим сообщить вам, что нашли Софи Кайлуа.
— Живую?
— Да, живую. Она ехала в Швейцарию на поезде и…
— Она рассказала что-нибудь путное?
— Утверждает, что должна стать следующей жертвой. И что знает, кто убийца.
— Она назвала имя?
— Нет, она хочет говорить только с вами, комиссар.
— Охраняйте ее как можно тщательнее. Никого к ней не допускайте. Я буду у вас через час.
— Через час? Вы что… напали на след?
— До скорого.
— Погодите! Абдуф с вами?
Ньеман бросил трубку лейтенанту и продолжил лихорадочный обыск. Карим слушал то, что говорил врач.
— Я определил ноту, соответствующую рояльной струне убийцы, — объявил тот.
— Си-бемоль?
— Откуда ты знаешь?
Карим, не ответив, выключил телефон и обернулся к Ньеману, который сверлил его взглядом сквозь забрызганные дождем очки.
— Здесь мы ничего не найдем, — бросил комиссар, шагнув к двери. — Поехали в спортзал. Там ее убежище.
Дверь в спортзал, расположенный на отшибе, поддалась при первом же толчке. Опасливо пригибаясь, сыщики вошли в помещение. Карим по-прежнему держал наготове пистолет и зажженный фонарик. Ньеман тоже включил лампочку, укрепленную на ружейном стволе.
Никого.
Мужчины шагали по матам, проходили под брусьями, вглядывались в темную пустоту над головами, откуда свисали кольца и канаты с узлами. Едкий запах пота и пересохшей резины. Загадочные симметричные фигуры, деревянные и металлические, притаившиеся в полутьме. Ньеман споткнулся о стойку батута, и Карим резко дернулся, вскинув пистолет. Невыносимо острое напряжение. Быстрые взгляды. Каждый из сыщиков чувствовал страх другого. Казалось, прикоснись они друг к другу, и посыплются искры. Ньеман шепнул: