Багровый берег
Шрифт:
В девять часов, когда ветер яростно сотрясал оконные рамы, Обри заскулил перед дверью и отчаянно завилял хвостом. Олсен отложил книгу и поднялся со стула. Он выключил керосиновую лампу и подошел к двери.
— Ты хочешь выйти, малыш?
Обри завилял хвостом с удвоенной энергичностью.
— Ну, тогда давай немного погуляем, — скорее, чувствуя, чем видя погоду, он решил надеть свой непромокаемый плащ и зюйдвестку. Затем он натянул пару резиновых сапог, вытащил из ящика в прихожей фонарик, защелкнул поводок на ошейнике Обри и толкнул дверь, которая с трудом поддалась из-за ветра, после чего они с псом спустились по ступеням крыльца и оказались на улице. Из-за отключения электричества город, по большей части, был погружен в темноту, хотя полицейский участок в дальнем конце города освещался с помощью аварийных генераторов. Ветер вздымал в заливе суровые волны, дождь лил почти параллельно земле. Бад опустил голову, ветер попытался сорвать зюйдвестку, которая надежно крепилась ремешком под его подбородком.
Они повернули налево и направились вдоль Мейн-Стрит к центру города. Пока они проходили мимо множества домов, Бад различал неясные тени с оранжевой подсветкой, — людей, движущихся со свечами или фонарями в руках, — что придавало городу уютное, старомодное настроение Карриера и Айвза [92] . Так было в Эксмуте лет сто назад, до того, как город полностью электрифицировали, подумал Бад. И ведь было не так уж плохо. Электричество не принесло ничего, кроме неприятностей, если задуматься — свет стал слишком ярким, началось активное загрязнение окружающей среды, появились все эти компьютеры, iPad’ы и прочая глупость, которую он наблюдал здесь теперь каждый день. Тошно было видеть, как все — даже маленькие дети — как зомби, ходят, уткнувшись в маленькие яркие прямоугольники, вместо того, чтобы поприветствовать друг друга, вдохнуть соленый воздух, понаблюдать за алыми кленами в их осенней красоте…
92
Карриер & Айвз — фирма Натаниэля Карриера (1813-1888 гг) и Джеймса Айвза (1824-1895 гг). Н. Карриер и Дж. Айвз — литографы, специализировавшиеся на картинах американского быта. Изображали различные события американской жизни, стихийные бедствия, сенсации и т.д. в течение пятидесяти лет совместной работы. С появлением фотографии литография утратила свое значение, и фирма «Карриер-энд-Айвз» прекратила свое существование в 1907году.
Его раздумья были прерваны грозным рычанием. Обри остановился, глядя прямо перед собой куда-то в темноту, шерсть его встала дыбом.
— В чем дело, малыш?
И снова — низкое рычание.
Это было весьма необычно. Обри был, наверное, самой дружелюбной собакой в этом городе, представлявшей опасность только для грабителей, которые могли споткнуться об него в темноте. Он бы и с Серым Жнецом поздоровался бы, виляя хвостом.
Обри сделал шаг назад, застыл от страха, и рычание превратилось в скулеж.
— Тише, мальчик, тише. Там ничего нет, — Бад посветил в темноту, но луч не смог пробиться слишком далеко сквозь клубящийся мрак.
Теперь собака тряслась мелкой дрожью и клацала зубами, ее жалобный вой усилился. Внезапно Бад почувствовал жуткую вонь — запах дерьма и крови — и тут же, резко взвизгнув, собака отскочила, и под нею на земле растеклась лужа мочи.
— Какого черта?! — Бад также попятился. — Кто здесь? — крикнул он, всматриваясь в темноту.
Скуля от ужаса, Обри рванул поводок, вырвал его из рук хозяина и понесся по улице прочь. Поводок волочился следом за ним.
— Эй, малыш! — Бад наблюдал, как его собака скрылась в темноте. Это было просто уму непостижимо! Он услышал шум позади себя и обернулся, чтобы увидеть то, что он едва ли мог идентифицировать с первого взгляда: из темноты вырисовывалась чья-то голая, странно вытянутая фигура.
— Какого…
Фигура бросилась вперед, и Бад почувствовал жаркое, клокочущее дыхание, от которого несло зловонием недавней бойни. С приглушенным криком ужаса он повернулся, чтобы убежать, когда боль, которую он не мог даже и вообразить, внезапно пронзила его. Он посмотрел вниз с удивлением и ужасом, чтобы увидеть собственный кишечник, похожий на кровавый паштет, в котором работали мускулистые челюсти, пожиравшие его заживо…
Констанс миновала последнюю гряду дюн, обогнула небольшой забор и вышла на песчаный пляж. Прибой свирепствовал с потрясающей силой, далеко в море массивные волны закручивались и обрушивались вниз, обращаясь в метры кипящей пены, чтобы собраться снова и с грохотом обрушиться на берег к подножию дюн. До этой поездки в Эксмут Констанс никогда не видела такого сердитого океана и — со своим неумением плавать — она обнаружила, что это зрелище тревожит ее. Легко можно было представить, что такая страшная стихия в два счета может переломить пополам даже самый мощный корабль.
Луч ее фонарика едва освещал путь в непроглядной темноте.
Она оглянулась. Маяк Эксмута был все еще виден отсюда, постоянно мерцающий, несмотря на отключение электричества. Она вспомнила старые карты, которые она просматривала в Историческом Сообществе. Руины Олдхэма не могли находиться слишком далеко к югу отсюда. Разумеется, продолжая свой путь, она отметила, что выбралась из зоны низкорослых деревьев, полусгнивших коряг, илистых отмелей и дюн и оказалась в конце острова Кроу рядом с бывшей гаванью Олдхэма. Еще несколько минут упорного пути привели ее к гранитной дамбе, возведенной из огромных блоков, защищавших когда-то вход в гавань.
Она обошла дамбу и направилась к внутренней территории. Область дюн уступила место твердой земле, кустарникам и чахлым дубам. Здесь еще остались основания домов и провалы подвалов, выложенных из гранита, где осело множество дубовых листьев и песка, которые занесло ветром. Нетрудно было догадаться, где проходила единственная улица, на нее указывали подвальные провалы с обеих ее сторон наряду с нечеткими нагромождениями гнилых деревянных досок и редко встречавшихся балок.
Карта Олдхэма, которую она изучила в Историческом Сообществе, обозначала единственную церковь в этом городке, которая стояла в его дальнем конце, где улица разветвлялась, чтобы быть видимой через весь город — в соответствии с традиционной планировкой поселений в Новой Англии. Пройдя по давно заброшенной тропе, Констанс без труда обнаружила в дальнем конце улицы глубокий и неплохо сохранившийся фундамент церкви, выложенный из крупных гранитных блоков. Каменные ступени вели вниз к остаткам подвала.
Констанс остановилась на вершине лестницы и взглянула вниз. Там не было ничего, кроме щебня и песка. Что она ожидала здесь найти? Тщетность собственного плана поразила ее. Несмотря на удаленность и запустение, эти развалины, несомненно, пользовались популярностью у многих исследователей за многие десятилетия до ее прихода сюда после того, как Олдхэм был заброшен. Что она могла найти, особенно учитывая то, что она не знала, что именно пытается отыскать?
Она почувствовала еще один всплеск унижения, огорчения и гнева. Вопреки своим рациональным выводам, она упрямо начала спускаться по гранитным ступеням в открытый подвал. Здесь, в убежище, ветер стих. Она осветила фонарем внутреннее пространство. Подвал был примерно тридцать на сорок футов с центральной каменной структурой, поддерживавшей остатки двух очагов на нижнем этаже. Эти очаги все еще можно было различить, хотя камни их кладки развалились, но дымоход частично сохранился. Деревянная часть церкви, в основном, истлела, но несколько почти полностью сгнивших балок еще остались — они казались мягкими, как стекловата. Дубовые листья лежали в углах и в задней части центрального дымохода. Кусты барбариса проросли вдоль каменной стены, обращенной к северу, и большой окрашенный брезент — он выглядел, как старый парус — лежал полусгнившим напротив них.
Констанс закончила осмотр периметра подвала. Если в этом городе и скрывалась какая-то темная тайна, вероятнее всего, она находилась здесь, в церкви. Но что именно это было? Констанс откинула листья в нескольких местах — под ними обнаруживалось лишь битое стекло, ржавые гвозди и осколки посуды. Неожиданно налетел ветер, и она двинулась под укрытие одной из стен. Брезент, который она приметила, раскинулся, пронзенный несколькими мертвыми сорняками. Она схватила один конец и потянула за него. Ее застиг неприятный запах, как от трупа животного, и инстинктивно Констанс отпустила брезент. Она помедлила, а затем снова схватила полусгнившую ткань и еще раз попыталась оттянуть ее от стены. Зловоние усилилось. Светя фонариком, Констанс увидела, что за брезентом скрывалась маленькая железная пластина размером в четыре квадратных фута. Пластина, казалось, закрывала собою некую нишу. Запах был ужасен, но мертвого животного нигде не было видно — на деле, запах, похоже, доносился из-за самой пластины.