Багровый молот
Шрифт:
— О чем вы хотели поговорить со мной?
Каноник неопределенно пожал плечами.
— О прошлом, о будущем, о том, что следует изменить, и о том, чего изменять не следует. Возможно, когда-нибудь, через год или через два, вы вспомните наш разговор и эту прогулку под стенами Михайлова монастыря и скажете себе: воистину, это был один из самых важных дней в моей жизни. Впрочем, — фон Хацфельд задумчиво потер кончик носа, как будто настраивая себя на более серьезный лад, — перейдем к делу. Думаю, вы согласитесь, господин Хаан, что Германию в скором времени ожидают значительные перемены. Война завершится, враги кайзера будут повержены. Кто-то потеряет свой титул, кого-то отправят в изгнание, кого-то — на плаху. Император не церемонится со своими противниками и весьма наглядно продемонстрировал это в Праге, где головы бунтовщиков и отрубленная рука графа фон Шлика [56] несколько недель украшали собой Карлов мост.
56
Граф
— Вы полагаете, протестанты подпишут мир?
— А что им еще остается делать? Христиан Брауншвейгский мертв; датчане разгромлены и отступают на север; Мансфельд и Бетлен Габор не представляют реальной угрозы [57] . Протестантская партия не имеет больше ни сил, ни вожаков, которые были бы в силах продолжить борьбу. В течение ближайшего года, как я полагаю, мирный трактат будет подписан. Что же произойдет после того, как на бумаге просохнут чернила, а на оружейные склады навесят замки? Судьбу Империи станут определять два человека. Кайзер и его кузен, курфюрст Максимилиан Баварский.
57
Христиан Брауншвейгский (1599–1626), Эрнст фон Мансфельд (1580–1626) — полководцы, возглавлявшие войска протестантов в ходе Тридцатилетней войны. Бетлен Габор (1580–1629) — князь Трансильвании, выступивший на стороне противников кайзера в ходе Тридцатилетней войны.
Фон Хацфельд остановился возле куста с кремово-белыми розами, аккуратно переломил стебель у одного из цветков.
— Австрия и Бавария всегда были очень крепко связаны друг с другом, — произнес он, разглядывая цветок. — Родственные связи Габсбургов и Виттельсбахов [58] настолько тесны, что граничат с кровосмешением. Мне рассказывали, что каждый раз, когда в Ватикан поступает просьба о согласии на брак между отпрысками Австрийского и Баварского домов, понтифик тяжело вздыхает и скорбно закрывает рукою глаза. Вспомните: сто сорок лет назад герцог Баварии, Альбрехт Четвертый, женился на Кунигунде Австрийской, дочери кайзера Фридриха Третьего. Шестьдесят лет спустя двоюродная правнучка Кунигунды, Анна Австрийская, вышла замуж за внука этой же самой Кунигунды, Альбрехта Виттельсбаха. Вот вам первый, хотя еще и не слишком родственный брачный союз. Что дальше? Старшая дочь Анны и Альбрехта, принцесса Мария, становится женой эрцгерцога Карла Габсбурга, своего дяди по матери. По благословению небес, у супругов рождается наследник, которому суждено было взойти на императорский трон под именем Фердинанда Второго и стать нашим многочтимым и мудрым кайзером. Кого же Фердинанд избирает себе в законные жены? Сестру Максимилиана Баварского, собственную кузину! Согласитесь: кровь Виттельсбахов и Габсбургов за последние сто лет перемешалась настолько, что их фамилии впору писать через черточку.
58
Виттельсбахи — династия, правившая в Баварии начиная с XII века.
В саду было тихо. Телохранители канцлера — трое молодых дворян в коротких плащах — ожидали своего патрона у входа. Монах в черной рясе бенедиктинца сметал с гравиевой дорожки опавшие кленовые листья.
— Подведем итог, — продолжал между тем каноник. — Империю ждет укрепление центральной власти. При этом кайзеру необходимо будет не только преодолевать сопротивление имперских сословий, но и учитывать интересы Баварии. Что из этого следует? Предстоит очень сложная и кропотливая дипломатическая работа, для которой потребуются ваши таланты, мой друг.
Хаану вдруг пришло в голову, что Франц фон Хацфельд чем-то похож на уличного кота: плавные, уверенные движения, хищный проблеск во взгляде. Воображение легко дорисовывало недостающее: серую шерсть, острые треугольные уши, когти, в любой момент готовые вонзиться в грудь зазевавшегося жирного голубя.
— Послушайте, — изящно склонив голову набок, продолжал фон Хацфельд. — Я говорю абсолютно серьезно. Мы все можем жить в спокойствии и достатке, несмотря на то, что вокруг бушует пламя войны. И это ваша заслуга, господин Хаан. Бамберг — богатое епископство: виноторговля, торговля скотом и зерном, судоходство по Майну. За последние несколько лет многие богатые семьи перевезли сюда свои капиталы. Прибавьте к этому еще и владения епископства в Каринтии [59] : Виллах, Фельдкирхен, Вольфсберг, Тарвизио, через которые идет торговля с венецианцами. Бамберг — золотой кошель, на который многие разевают алчные рты. Благодаря вам этот кошель находится в безопасности. Вы подписали договор, согласно которому ни армии Лиги, ни армии кайзера не могут проходить через земли епископства. Для человека несведущего это покажется мелочью. Но я-то знаю, что случается, когда через твои владения проходит голодная, озлобленная, разноязыкая армия. Один такой маневр — и попрощайся с половиной годового дохода. Второй — забивай досками пустые амбары, протягивай руку за подаянием. Третий — укладывайся в гроб, крепче закрывай крышку. Вы избавили Бамберг от всех этих бедствий. Более того, вы стали одним из тех, кто творит имперскую политику. Если одна из враждующих сторон хочет забросить
59
Каринтия — княжество на юге Священной Римской империи, в настоящее время находится на территории Австрии.
60
Франконский округ — один из десяти имперских округов, образованных в ходе Имперской реформы императора Максимилиана I.
Каноник мягко повел рукой:
— Я мог бы еще долго говорить, господин Хаан. Но к чему тратить время на очевидное? Вы — блестящий политик и опытный дипломат. Именно поэтому я не сомневаюсь, что вы сумеете шагнуть — с моей помощью, разумеется, — в те кабинеты, в которых будет решаться судьба Империи.
Некоторое время Хаан молчал, разглядывая собеседника. Лиловый камзол, расшитый крохотными серебряными звездами, черные замшевые перчатки, кружевная пена манжет. Изящество, с которым одевался соборный каноник, больше пристало придворному щеголю, чем служителю церкви.
— Скажите, Франц, — негромко произнес Хаан, — вы хотите занять мое место?
— Помилосердствуйте! Хлопотная и не слишком почетная должность.
— В таком случае, чего вы хотите? К чему все эти пространные разговоры о моих добродетелях?
Фон Хацфельд улыбнулся, пушистые кончики его усов хищно приподнялись вверх.
— Здесь мы подходим к главному. Буду откровенен, мой друг: ваши дни на посту бамбергского канцлера сочтены. Прошу, не хмурьтесь. Вы всегда были рыцарем и крепко держались в седле. Среди франконских политиков трудно найти человека, который, поднявшись столь высоко, оставался бы верен собственным принципам. Впрочем — позвольте мне это маленькое и не относящееся к делу замечание, — принципы всегда казались мне чем-то вроде турнирных доспехов: защищают от ударов, устрашают врагов, но при этом сильно ограничивают свободу маневра. Так вот: вы сделали ошибку. Ошибку непоправимую. То, что казалось вам лекарством, способным излечить Бамберг, на самом деле было ядом, который разъедает вашу плоть изнутри. Я ведь предупреждал, помните? Подпись под ходатайством об изменении законов о колдовстве пишется не чернилами, а вашей собственной кровью. Но — что сделано, то сделано. Его сиятельство не простит вам этой ошибки. Как только между кайзером и протестантами будет подписан мирный трактат, вы потеряете свою должность. Не берусь судить, что произойдет дальше. Возможно, вас назначат гофмаршалом [61] . Возможно, предъявят вам некие компрометирующие бумаги. А возможно сразу закуют в кандалы.
61
Гофмаршал — придворная должность в германских княжествах.
— Противоречие, Франц. Сначала вы говорите о моей роли в имперской политике, а сейчас — о том, что его сиятельство намерен избавиться от меня.
— Противоречия нет. Вы можете быть смелым, как Роланд, и благородным, как Парсифаль, а ваши суждения могут быть блистательными и яркими, будто огни Святого Эльма. Но это не значит, что в один прекрасный день Иоганн Георг не швырнет вас в подвал. Вспомните Сенеку, вспомните Томаса Мора, вспомните всех других царедворцев, которых постигла одна и та же судьба: еще сегодня они сидят одесную от правителя, а назавтра их головы уже валятся в пустую корзину у подножия эшафота.
— В таком случае, зачем вы говорите мне все это? Если дни мои сочтены, было бы куда благоразумнее держаться от меня подальше.
— Вы уже не ферзь, но еще и не пешка. О скором вашем падении знает не так много людей, и ваша тень по-прежнему кажется людям длинной. С моей протекцией вы получите хорошую должность при венском дворе.
— Вам не кажется это странным, господин фон Хацфельд? — Хаан уже не скрывал раздражения. — Вы, соборный каноник, предлагаете протекцию мне, второму человеку в княжестве? Прежде я думал, что аромат роз пробуждает в людях любовное чувство и мечты о прекрасном. Теперь вижу, что в некоторых случаях этот аромат обостряет и желание неумно шутить.
Фон Хацфельд подался вперед:
— Я отнюдь не шучу, господин Хаан. Сейчас я всего лишь каноник, но мои возможности велики. Дело в том, что мой отец — человек осторожный, из тех, кто никогда не носит всех ключей на одной связке. Меня он решил отправить по духовной линии, брата — по военной. И оба мы достигли успеха. У меня есть связи в Вюрцбурге, Регенсбурге и Вене. Если потребуется, я смогу устроить для вас аудиенцию у министра фон Эггенберга и патера Ламормейна, двух самых близких к Фердинанду Второму людей. Мой брат Мельхиор — полковник в штабе императорской армии, доверенное лицо Альбрехта Валленштайна [62] . Скажите, господин Хаан, многие ли из ваших знакомых могут похвастаться подобными связями? Кроме того, — каноник сделал выразительную паузу, — мои возможности существенно возрастут после того, как я получу титул князя-епископа.
62
Альбрехт Валленштайн (1583–1634) — имперский главнокомандующий, один из наиболее выдающихся полководцев Тридцатилетней войны.