Багровый прилив
Шрифт:
Начало мая в Альдекке — столице королевства Валендия, было весьма приятным, солнце уже начинало припекать, дожди становились редкостью, но пока это ещё никого не тревожило, и люди, радуясь каждодневному теплу, всё больше времени проводили на улицах. В частных садах и общественных парках начинали цвести деревья, и молодые люди завлекали туда девушек полюбоваться цветением и урвать пару поцелуев, а то и чего побольше — тут уж как повезёт. С утра до вечера играли мандолины и гитары, под окнами дам звучали серенады, частенько прерываемые звоном стали. Это разъярённые назойливостью ухажёров отцы и братья дам брались за оружие, чтобы изгнать надоевшего певца. Однако и певцы
Вот только молодой человек, шагавший в то утро по улицам Альдекки, не интересовался ни цветущими садами, ни прекрасными дамами, хотя последние и бросали на него заинтересованные взгляды. Очень уж необычной и, что греха таить, привлекательной внешностью тот обладал. Звали молодого человека Эшли де Соуза, и был он сыном валендийского капитана и страндарской дворянки, которую пленили чёрные глаза, очаровательная улыбка и серенады, на которые не скупился отец Эшли. От родителей молодой человек взял лучшие черты обеих наций, и потому никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Прежде он никогда не отказывал себе в нём, но всё изменилось несколько лет назад.
Теперь серенады и гитарные переборы остались для Эшли де Соузы в прошлом. Он весь отдался стали. Сталь поблёскивала в его серых глазах. Сталь скрывалась в ножнах клинками рапиры и множеством умело спрятанных под одеждой кинжалов. Ни один рисколом, а именно им был Эшли де Соуза, никогда не полагался на единственный клинок.
Как и все члены небольшого рыцарского ордена, давно уже совместившего в себе функции внешней разведки и тайной полиции внутри государства, Эшли де Соуза предпочитал простой костюм тёмных тонов, в котором его легко было принять за небогатого дворянина, живущего в столице почти исключительно за счёт своей шпаги. Такими людьми полнилась Альдекка — ведь далеко не все титулованные дворяне и гранды королевства горели желанием лично отстаивать свою честь с оружием в руках. Многие полагались как раз на таких вот дворян, берущихся на любое дело и сделавших риск своим ремеслом. Их нанимали драться за дуэлях вместо себя, платя долги чести золотом и чужой кровью. К ним же обращались, когда надо было без особого шума разделаться с врагом в тёмном переулке. Эти люди ни во что не ставили ни свою жизнь, ни тем более чужую.
Дом, куда вошёл Эшли, ничем не выделялся среди ему подобных. Он мог принадлежать кому угодно, и никакой мрачной репутацией не пользовался. Не пустовал, не ветшал, — за ним ухаживал приличный штат слуг, а раз в несколько месяцев даже вселялся самый настоящий гранд родом из далёкого Эль-Бьерсо. В остальное же время дом служил рыцарскому братству, известному как Валендийские рыцари мира. Об их существовании знали все в королевстве и многие за его пределами. Ими пугали расшалившихся детей и их видели в ночных кошмарах шпионы и предатели, считающие, что допустили ошибку. Главной задачей Валендийских рыцарей мира было поддержание стабильности внутри государства, а сразу за нею шёл шпионаж в других государствах, шантаж влиятельных персон, выведывание чужих секретов.
Недавняя гражданская война расколола и братство рыцарей мира, едва не уничтожив его полностью. В ней рисколом часто сходился с рисколомом, потому что высокопоставленные рыцари мира, отдающие им приказы, принадлежали к разным партиям и политическим фракциям, рвущим Валендию на куски. Теперь же, когда гражданская война осталась в прошлом, но отнюдь не была позабыта, рыцари мира взялись за работу с удвоенным старанием, как будто пытаясь оправдаться за то, что вообще допустили нечто подобное. Они полностью сосредоточились на внутренних делах Валендии, искореняя последние очаги смуты и аристократического мятежа, огнём выжигая поместья продолжающих бунтовать дворян и даже грандов королевства. Все их действия были заранее одобрены его величеством — трон под Карлосом IV был очень уж шаток, и он стремился как можно скорее и жёстче покончить со всеми врагами. Даже с мнимыми.
В просторной прихожей ничем не примечательного дома собрались в то утро более чем интересные личности. Для начала — никто из них не был рисколомом, и вообще вряд ли имел хоть какое-то отношение к рыцарям мира. И всех их роднило одно — они были прирождёнными убийцами, теми, кто не ставит ни в грош свою жизнь и ещё дешевле ценит чужую.
Стоявший ближе к окну с плотно задёрнутыми шторами высокий тип, скорее всего, салентинец, его выдавало не только платье, но и повадки — сколько бы он ни прожил в Валендии, а всё равно оставался здесь чужаком. Морщины на лице и седина в короткостриженой бороде были следами не возраста, но перенесённых тягот — салентинец был совсем не стар. И уж с длинной рапирой, что висела у него на боку, управлялся отменно.
За столом на мягком стуле сидел, сложив руки на груди и надвинув шляпу на глаза, человек, всеми повадками похожий на Эшли. Скорее всего, бывший солдат или даже офицер, но вряд ли высокого чина, судя по показному равнодушию ко всему вокруг. Он делал вид, что спит, даже посапывал, вот только никого из собравшихся обмануть не мог. Все видели, как он то и дело поглядывает на остальных из-под полей своей широкополой шляпы. Также ни от кого в комнате не укрылось, что пальцы его лежат очень близко от рукоятей тяжёлой шпаги и старомодной даги с закрытой гардой.
Третий же оказался сарком — уроженец Ниинских гор отличался воистину лошадиным лицом с тяжёлым подбородком, покрытым седоватой щетиной, и крупными зубами, которые он обнажил в пародии на приветливую улыбку. Одевался он как простой горожанин, и не будь у него на поясе меча, его легко было принять за очередного горца, подавшегося в столицу на поиски заработка. Вооружён сарк оказался именно мечом — длинным и ещё более старомодным, нежели дага якобы дремлющего в кресле усача-солдата. Такими лет сто назад закованные в броню деды и прадеды нынешних дворян азартно лупцевали друг друга, пока огнестрельное оружие не изменило лик войны. Вот только сарку это было то ли невдомёк, то ли просто ему было наплевать с высокой колокольни, как и большинству представителей его народа. У себя в горах, как не понаслышке знал Эшли, сарки жили древними обычаями и в Господа особо не верили, догматов Веры придерживаясь постольку-поскольку. Но в их селения и городки даже всесильная валендийская инквизиция предпочитала не соваться.
Никто не спешил здороваться или представляться. В душной из-за зашторенных окон приёмной воцарилась тишина, не нарушаемая теперь даже фальшивым сапом усатого солдата. Одинокая муха, проснувшаяся раньше срока, принялась нарезать круги в воздухе, нигде не садясь. Жужжание её крыльев звучало едва ли не оглушительно в безмолвии приёмной. Эшли краем глаза заметил назойливое насекомое, но не успел и пальцем дёрнуть, как черноволосый салентинец вдруг выбросил правую руку вперёд — с хрустом сжались его пальцы, затянутые в кожаную перчатку. Жужжание оборвалось. Обнажив в улыбке ровные, белые зубы, салентинец плотнее сжал кулак, давя несчастное насекомое.
Тут большие напольные часы пробили десять утра, и, словно призванный скрипом механизма и глуховатыми ударами гонга, в прихожую вошёл хорошо знакомый Эшли субъект. Луис де Каэро — такой же рисколом, как и сам де Соуза. Ещё недавно они были почти врагами, ведь по разные стороны баррикад стояли их командоры, но теперь эти времена остались в прошлом. Им даже клинки пришлось как-то скрестить, однако никакой настоящей вражды между двумя профессионалами своего дела не было и в помине.
— Вы пунктуальны, сеньоры, — произнёс де Каэро, — это радует.