Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Шрифт:
У дверей он раздраженно бросил через плечо:
— Ты тоже переигрываешь с праведным гневом!
Алиса возвела прелестные очи к небу:
— Посмешище!
Паяц скользнул за порог, резко — чтобы хлопнула — толкнул дверь, но та закрылась плавно и медленно. Щелкнул автоматически запирающийся замок.
Тут же раздался тихий стук в дверь. Алиса встала и, свирепо сопя, пошла отворять.
— Я вернусь в половине одиннадцатого, ладно?
Она скорчила унылую гримасу, передразнивав его.
— Зачем ты мне это говоришь? Зачем?! Ты же знаешь сам, что все равно опоздаешь! Ты ведь знаешь! Ты всегда опаздываешь! Так какого черта ты говоришь мне эти глупости?!
Она закрыла дверь.
Паяц согласно кивнул. «Она права, — подумал он. — Она всегда права. Я опоздаю. Я всегда опаздываю. И действительно, зачем я говорю ей эти глупости?»
Он пожал плечами и отправился в путь, чтобы опоздать еще раз.
Он запустил в небо петарды, и они разорвались в вышине, складываясь в сверкающую надпись на облаках: «Прибуду на 114-ю ежегодную встречу членов Международной Медицинской Ассоциации ровно в 20:00. Надеюсь, что вы присоединитесь ко мне».
Естественно, власти заметили эти горящие в небесах буквы и стали готовиться к встрече с ним. И конечно же сделали поправку на то, что он непременно опоздает. А он явился за двадцать минут до начала и, затрубив в огромный рог, так напугал стражников, расставлявших на него сети, что те в поднявшейся суматохе угодили в собственную ловушку. Горловина сети затянулась, и спустя мгновение стража, оказавшаяся в гигантской авоське, болталась в вышине над ареной амфитеатра, оглашая присутствующих отчаянными воплями. Паяц хохотал и, ежеминутно раскланиваясь, просил прощения. Врачи, собравшиеся на торжества, встретили его кривлянье дружным смехом. Все думали, что Паяц просто переодетый конферансье, и от души веселились над его выходками. Все, кроме стражи, посланной ведомством Тиктакщика, — те знали, кем был Паяц на самом деле, но им было не до смеха — они болтались между небом и землей в самом неприглядном виде, будто какой-нибудь тюк на крюке портового крана.
(В другой части города в то же самое время — это отступление не имеет никакого отношения к нашей истории, оно лишь иллюстрирует могущество и всесилие Тиктакщика, — так вот, в это самое время некий Маршалл Делэхенти получил из ведомства Тиктакщика извещение об отключении. Вернее, получила извещение его супруга: некто в сером с профессиональной печатью скорби на лице вручил ей пакет, о содержимом которого она догадалась сразу же. В те дни этот пакет все опознавали мгновенно. Ей вдруг стало душно, она стояла не дыша, словно лаборант над микроскопом с бациллами ботулизма, и молилась, чтобы извещение было адресовано не ей. Пусть оно будет Маршу, молилась она, или кому-нибудь из детей, но только не мне, Господи, прошу тебя, только не мне. Потом она вскрыла пакет и, когда оказалось, что извещение пришло Маршу, испытала смешанное чувство ужаса и облегчения. Пуля сразила соседнего солдата. «Маршалл! — запричитала она, — Маршалл! Время вышло, Маршалл! О Господи, Маршалл! Что же нам делать, Маршалл, что же нам делать? Господи, Маршалл...» В эту ночь в доме Маршалла рвали на кусочки бумагу и цепенели от ужаса, но придумать ничего не могли. Ничего и нельзя было придумать. В доме повеяло безумием.
Маршалл Делэхенти все же попытался спастись бегством, и к утру следующего дня, когда настал срок отключения, он был уже в двухстах милях от города, в дремучем лесу. Но в ведомстве Тиктакщика стерли его кардиоплату, и Маршалл Делэхенти кувыркнулся на бегу через голову, упал, сердце его остановилось, кровь застыла в жилах на пути к мозгу, и он умер, и на этом все кончилось. В ведомстве Главного Хранителя Времени извещение на имя Маршалла для проверки вторично запустили в факсимильную машину, и, когда на пульте в кабинете Тиктакщика погасла лампочка напротив имени Делэхенти, тут же поступило распоряжение о внесении вдовы Жоржетты Делэхенти в список для получения пособий, которыми она будет теперь обеспечена вплоть до повторного замужества. На этом наше отступление заканчивается, и вы можете воспринимать его как вам заблагорассудится, только не надо смеяться — ибо та же участь ждет и Паяца, если Тиктакщику удастся вычислить его настоящее имя. А в этом, согласитесь, нет ничего смешного.)
В торговом секторе города царила обычная для четвергов пестрая толчея. Женщины в канареечно-желтых хитонах и мужчины в тесных псевдотирольских костюмах из грязно-зеленой замши и кожи давились за надувными кальсонами.
Когда Паяц появился на самой верхотуре нового, еще строившегося Универсального Торгового Центра и приложил к своим вечно смеющимся губам пастуший рожок, толпа внизу вмиг замерла. Все, запрокинув головы, уставились на него. И Паяц обрушил на них свой гнев:
— Эй вы! Почему вы позволяете им командовать? Они заставляют вас суетиться, как муравьев, вы копошитесь, будто какие-нибудь мокрицы. Распоряжайтесь своим временем сами! Очнитесь! Гуляйте, наслаждайтесь солнечным светом, свежим ветром, пусть жизнь идет своим чередом! Не будьте рабами времени, не обрекайте себя на медленную смерть... Долой Тиктакщика!
«Что за придурок? — вот что хотелось бы знать большинству покупателей. — Что за придурок, ой, мне уже пора, я опаздываю, надо бежать».
А бригада строителей Торгового Центра тем временем получила срочный приказ из ведомства Главного Хранителя Времени, которым предписывалось немедленно оказать содействие в поимке опасного преступника, именующего себя Паяцем и находящегося в данный момент на шпиле возводимого ими объекта. Строители поначалу помогать отказались — это могло выбить стройку из графика, но Тиктакщик умело подергал за нужные нити правительственной паутины, и строителям разрешили прекратить работы, чтобы поймать этого кретина с дудкой, забравшегося на шпиль. И около дюжины с лишним самых здоровенных рабочих начали карабкаться по лесам вверх, к Паяцу.
После разгрома (впрочем, благодаря тому что Паяц внимательно следил, чтобы никого не поранить, обошлось без серьезных травм) строители попытались было, перестроив порядки, вновь ринуться на штурм, но было слишком поздно. Паяц исчез. А главное, это происшествие на время отвлекло внимание толпы, и торговый цикл был нарушен на несколько часов. Покупательные способности системы снизились, и весь остаток дня правительство предпринимало различные меры для восстановления нормального цикла. Однако форсированные темпы привели лишь к тому, что ненормально возрос спрос на вентили, а сбыт заглушек, напротив, упал ниже нормы: это означало нарушение баланса. В результате чего пришлось срочно, ящик за ящиком, доставлять в магазины партии начавшего портиться «Смэш-О», хотя обычно одного ящика торговле хватало на три-четыре часа. Погрузочно-разгрузочные работы вышли из ритма, транспорт выбился из расписания, и в конце концов это сказалось даже на работе предприятий, выпускающих летающие лодки.
— ...И не смейте возвращаться, пока не поймаете, — сказал Тиктакщик тихим, добрым, угрожающим тоном.
Они пускали по следу собак. Применяли зондаж. Переворошили все кардиоплаты. Понаставили шпиков. Пытались его подкупить. Льстили. Угрожали. Пытали свидетелей. Наняли ораву полицейских. Проводили повальные обыски и облавы. Взывали к патриотическим чувствам. Сличали отпечатки пальцев. Пускались на хитрости и обман. Позвали на помощь Рауля Митгонга, но он ничем не смог помочь. Взяли на вооружение методы прикладной физики и криминологии.
И черт побери — они поймали его!
Оказалось, что зовут его Эверетт С. Марм. И что он ничего примечательного из себя не представляет. Разве что начисто лишен чувства времени.
— Смейся, Паяц! — сказал Тиктакщик.
— Пошел ты! — ответил, усмехаясь, Паяц.
— У тебя набралось опозданий на шестьдесят три года пять месяцев три недели два дня двенадцать часов сорок одну минуту пятьдесят девять секунд и ноль целых тридцать шесть тысяч сто одиннадцать миллионных секунды. Ты использовал весь свой запас — более того, намного перебрал его. Я собираюсь отключить тебя.