Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики

Ле Гуин Урсула Кребер

— Нас окружили! Мы проигрываем бой — срочно роботанк сюда!..

Несмотря на боль, 2910-й разозлился. Только Бреннер называл Пиноккио просто «роботанк» — а когда упоминал его имя в документах, закавычивал его: роботанк «Пиноккио».

— Сейчас будем, сэр, — отозвался 2900-й. Оказывается, он уже стоял над 2910-м и наклонился, помогая ему подняться.

2910-й попытался найти глазами других УЖОСов.

— Потери большие? — спросил он.

— Четверо убиты, и один ранен — ты. — Наверно, ни один человек — ни один другой

человек — не заметил бы боли в грубом голосе 2900-го. — Идти можешь?

— Даже встать не могу.

— Значит, поедешь на Пиноккио.

2900-й удивительно бережно поднял его на маленькое сиденье — «погонщик», то есть координировавший действия роботанка УЖОС, ехал тут, если скорость движения была слишком велика, чтобы просто бежать рядом. На шоссе, например.

Остатки отделения встали цепью впереди Пиноккио. 2910-й услышал, как 2900-й вызывает:

— Лагерь! Вызываю лагерь! Как у вас, сэр?

— Лейтенант Кайл убит, — ответил срывающийся голос Бреннера. — Только что прибежал 3003-й и сказал, что Кайл убит!

— Вы держитесь?

— Не знаю! — Было слышно, как Бреннер спрашивает, отвернувшись от микрофона: «Они держатся, 3003-й?»

— Воспользуйтесь перископом, сэр. Или «птичкой», если она еще не сбита.

Бреннер торопливо затарахтел:

— Я не знаю, держимся мы или нет. 3003-й был ранен, только что он умер. В любом случае он вряд ли знал… Вы должны торопиться! Скорее!

Это противоречило уставу — но 2910-й сдернул шлем, чтобы не слышать терпеливого ответа 2900-го. Теперь, когда не мешало бормотание Бреннера, он слышал далекие взрывы — несомненно, в лагере. Автоматные и пулеметные очереди сливались в почти неумолчный гул, на который накладывалось «у-у-у-бумм!» вражеских снарядов и ответный кашель минометов.

Затем джунгли расступились — перед ними открылся лагерь: среди травы и траншей то и дело вздымались фонтаны грязи. Отделение перешло на бег, а Пиноккио на ходу открыл огонь из пушки.

Они нас обвели, думал 2910-й. Нога болела, но как-то отдаленно; голова кружилась и стала странно легкой — словно он был орнитоптером, висящим в туманной мороси над своей же головой… Вместе с легкостью пришла странная ясность сознания.

Да, они нас обвели. Они заставили нас привыкнуть к небольшим коротким налетам, к разведкам боем — а когда мы наконец вывели Пиноккио из лагеря, они были готовы и ударили разом в двух местах: засада в джунглях и атака на лагерь…

Между прочим, он все еще сидит на броне, на открытом сиденье, и вот-вот окажется в самой гуще боя. Отряд уже подошел к минному полю, и УЖОСы впереди на бегу перестраивались в колонну по два, чтобы не оказаться за пределами безопасной полосы.

— Куда мы, Пиноккио? — спросил он и только тут сообразил, что так и не включил шлемофон. Щелкнул рычажком и повторил вопрос.

— Раненая боевая единица будет доставлена на командный пункт для оказания ей помощи сотрудником Биосинтетической Службы, — прогудел Пиноккио. Но 2910-й уже не слышал его. Впереди,

казалось, разом протрубили пять десятков горнов, командуя новую атаку Врага.

Южная сторона треугольника лагеря была пуста: очевидно, остатки их взвода перебросили на помощь первому и второму. Но война — штука нелогичная, что в очередной раз подтвердилось здесь. Там, где Враг мог бы пройти, практически не встретив сопротивления, у него не было ни одного солдата!

— Прошу помощи сотрудника БСС, имею раненую боевую единицу, — слышал 2910-й голос Пиноккио. В то же время роботанк продолжал стрелять. Он вызывал Бреннера уже больше минуты, но тот не выходил; тогда 2910-й исхитрился соскользнуть с брони, приземлившись на здоровую ногу. Пиноккио тотчас умчался.

Бункер КП перекосило — судя по воронкам, били прицельно, и то, что КП вообще не разнесло в щепки, следовало отнести к чистым случайностям. Когда 2910-й подошел к дверному проему, в нем появилось белое как мел лицо Бреннера.

— Кто здесь?

— 2910-й. Я ранен — дайте мне войти и лечь.

— Они сказали, что не могут поддержать нас с воздуха. Я запросил их, а они сказали, что весь район охвачен боями и они до нас не доберутся. Даже не найдут.

— Дайте пройти. Я ранен и хочу войти и лечь… — в последний момент он вспомнил и добавил: — Сэр.

Бреннер нехотя посторонился. В бункере было темновато, но не совсем темно.

— Осмотреть вашу ногу?

2910-й нашел пустые носилки и лег, стараясь не тревожить рану.

— Незачем, — ответил он. — Займитесь лучше другими ранеными.

Бреннер, конечно, был не в себе, но и в таком состоянии он мог бы заметить, что с 2910-м не все в порядке.

Но сотрудник БСС не подошел к нему, а вернулся к рации — его отчаянный голос доносился откуда-то издалека. До чего же хорошо лежать…

Где-то вдали голоса спорили о чем-то, перебивали друг друга. Где-то очень далеко. Интересно — где?..

Потом он услышал пушки и вспомнил. Попытался повернуться на бок и сумел сделать это со второго раза — хотя голова была еще более легкой, чем накануне. На соседних носилках лежал 2893-й — он был мертв.

В дальнем углу землянки, которая, собственно, и представляла собой весь КП, Бреннер спорил с 2900-м.

— Был бы хоть один шанс, — говорил торопливо Бреннер, — я бы это сделал. Вы же это знаете, взводный.

— Что происходит? — сумел наконец спросить 2910-й. — Что такое?..

Он был слишком слаб, чтобы продолжать играть роль УЖОСа, но ни Бреннер, ни 2900-й этого не заметили.

— Дивизия, — ответил Бреннер. — Целая дивизия Врага. Мы не можем сдерживать ее нашими силами!

2910-й приподнялся на локте.

— О чем это вы?

— Я говорил с ними по радио… поймал их частоту — это целая дивизия. Они нашли офицера, который знает английский. Они предлагают нам сдаться.

— Это они говорят, что у них дивизия, — сдержанно заметил 2900-й.