Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Шрифт:
Позади человека в черном стояла толпа пренеприятнейших типов, каких Джо уже приходилось встречать. С первого взгляда ему стало понятно, что каждый из этих расфуфыренных бездельников в кармане своего шикарного пиджака прячет револьвер, а у бедра — дубинку, а каждая спортивного вида девица со змеиными глазами носит у подвязки стилет, а под блестящим шелком, прикрывающим соблазнительно вздернутые груди, — маленький, украшенный серебром и жемчугом пистолет.
Но Джо знал, что все они — просто пижоны. Главным здесь был человек в черном — их хозяин, и он действительно был смертельно опасен. С одного взгляда становилось ясно, что он из тех людей, тронуть которых — значит умереть. Если хотя бы просто коснуться его рукава, пусть даже мягко и уважительно, его пальцы цвета слоновой кости метнутся быстрее мысли, и неосторожный будет зарезан
Потому что были еще и глаза. У всех великих игроков темные, словно скрытые вечной тенью, глубоко посаженные глаза, но эти глаза были так глубоки, что возникало сомнение, а можно ли их вообще увидеть. Эти бездонные черные колодцы были воплощенной тайной.
Но все это хотя и испугало Джо, ничуть его не разочаровало. Наоборот, привело в восторг. Его первое подозрение полностью подтвердилось, и с ним расцвела надежда.
Это был один из тех истинно великих игроков, что попадают в Иронмайн не чаще чем раз в десять лет. Они приходят из Большого Города на речных пароходах, что несутся по воде подобно роскошным кометам, рассыпая клубы искр из своих длинных труб, похожих на высоченные секвойи с кроной из резного железа, или как серебряные космические лайнеры с десятком огненных струй, рвущихся из дюз, с иллюминаторами, светящимися, как загадочные драгоценности.
И кто знает, возможно, некоторые из этих великих игроков на самом деле являлись с других планет, где дыхание ночей опаснее, а жизнь горячее и целиком состоит из риска и наслаждений.
Да, это был именно тот человек, в игре с которым Джо всегда мечтал проявить свое искусство: он почувствовал, как сила, будто маленькие иголочки, начала покалывать его застывшие пальцы. Это происходило очень медленно, почти незаметно, но иголочек становилось все больше и больше.
Джо опустил взгляд на игорный стол. Он был почти в человеческий рост шириной и по крайней мере раза в два длиннее, удивительно глубок и покрыт не зеленым сукном, а черным бархатом, что делало его похожим на гигантский гроб. И в этом столе было что-то очень знакомое, но что именно, Джо никак не мог вспомнить. Дно стола сверкало и переливалось, словно все было усыпано крошечными бриллиантами. А когда Джо опустил взгляд еще ниже, ему в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль, что стол, как колодец, пронизывает насквозь всю землю, а бриллианты — это на самом деле звезды на той стороне, видимые, несмотря на сияющий свет, подобно тому как видны звезды днем из шахты, где работал Джо, и что игроки, проигравшиеся дотла и бросившиеся туда, так и будут вечно падать вниз, на самое дно, будь то преисподняя или черная дыра. Мысли Джо разбежались в разные стороны, и сердце сжала тяжелая холодная рука страха. Кто-то позади него промурлыкал:
— Давай, Большой Дик.
Тотчас же кости, которые до этого держал один из Больших Грибов справа от Джо, были брошены в центр стола и там закрутились как волчок, словно для того, чтобы отвлечь Джо от его видений. Но тут другая странность привлекла его внимание. Коричневатые кости были необычно большими, с закругленными углами и темнокрасными точками, сверкающими, как настоящие рубины. Но эти точки были расположены очень интересно: каждая грань походила на малюсенький череп. Например, выпавшая сейчас семерка, на которой Большой Гриб справа проиграл — ему нужна была десятка, — состояла из двойки и пятерки. Обе точки на двойке располагались у одного ребра, а не у противоположных и казались двумя красными глазами; а пятерку составляли те же два глаза, точка в середине — нос и две точки совсем рядом, изображавшие зубы.
Длинная, тонкая в белой перчатке рука ассистентки выползла, как кобра-альбинос, подняла кости и бросила их на край стола, прямо перед Джо. Он вобрал в себя побольше воздуха, взял со своего столика одну фишку и уже хотел положить ее рядом с костями, но, сообразив, что здесь такие вещи не приняты, убрал ее обратно. Однако не помешало бы рассмотреть эту фишку получше. Она была удивительно легкой, цвета кофе с молоком, и на ней был выдавлен какой-то знак, который невозможно было увидеть — только нащупать пальцами. Он не разобрал, что это был за знак, хотя ему очень этого хотелось. Взять фишку в руки было приятно, одно лишь прикосновение к ней позволяло в полной мере ощутить силу, которая покалывала его готовую к броску руку.
Джо словно невзначай окинул быстрым взглядом лица вокруг стола, не пропустив и лица Большого Игрока напротив, и спокойно сказал:
— Ставлю пенни, — имея в виду, конечно, одну светлую фишку, то есть доллар.
Со стороны всех без исключения Больших Грибов донеслось возмущенное шипение, а лунообразное лицо Мистера Кости побагровело, словно он собрался позвать своих вышибал.
Большой Игрок поднял руку, и Мистер Кости мгновенно застыл, а недовольное шипение стихло быстрее, чем закрылась бы пробоина от метеорита в самозатягивающейся броне космического корабля. Затем чуть слышно и очень вежливо, без тени насмешки, человек в черном произнес:
— Дайте ему играть, господа.
Для Джо это было бы последним подтверждением его предположений, если б у него оставались еще какие-то сомнения. Подлинно великие игроки всегда были подчеркнуто вежливы и великодушны к бедности.
Позволив себе лишь намек на ядовитую усмешку, один из Больших Грибов сказал Джо:
— Ваша ставка принята.
С тех пор как он в детстве впервые поймал два яйца на одну тарелку, выиграл все стеклянные шарики в Иронмайне и сумел так подбросить семь букв детской азбуки, что они упали на ковер в виде слова «мамочка», о Джо Слаттермилле пошла слава как о непревзойденном мастере в искусстве метания. В шахте он мог запустить кусок угля в темноте и с расстояния в пятьдесят футов разбить голову крысе. Часто он развлекался тем, что забрасывал кусочки породы обратно туда, откуда они выпали, и они входили в эти отверстия, полностью с ними совпадая и удерживаясь в них не менее секунды. А когда его просили об этом, Джо проделывал совсем уж цирковой фокус — забрасывал несколько обломков в дыру с такой меткостью и быстротой, что они там и оставались. Если бы ему когда-нибудь довелось оказаться в космосе, он, пожалуй, справился бы зараз с управлением дюжиной лунных скуттеров или ухитрился бы выписывать с закрытыми глазами восьмерки в самой гуще колец Сатурна.
Единственным же отличием осколков угля и букв детской азбуки от игры в кости было то, что тут надо было учитывать еще возможность отскока костей от стенок стола, но это только раззадоривало Джо.
Встряхнув в кулаке кости, он почувствовал в пальцах такую силу, как никогда прежде. Он сделал быстрый и низкий бросок так, чтобы кости остановились точно перед девушкой в белых перчатках. Выпавшая семерка состояла, как он и хотел, из четверки и тройки. Красные точки на них были расположены так же, как на пятерке, только черепа тут имели лишь по одному зубу, а у тройки вдобавок не хватало и носа. Это были детские черепа. Он выиграл пенни, то есть доллар.
— Ставлю два цента, — сказал Джо.
На этот раз он выбросил для разнообразия одиннадцать очков, состоящих из пятерки и шестерки. Шестерка походила на пятерку, только с тремя зубами. Это был самый красивый череп.
— Ставлю никель [50] без одного.
Два Больших Гриба разделили эту ставку, обменявшись самодовольными усмешками.
Джо выкинул тройку и единицу, что от него и требовалось. Единица хотя и имела лишь одну красную точку, тем не менее смотрелась как настоящий череп — может быть, череп маленького циклопа.
50
Никель — обиходное название пятицентовой монеты. В Бонеярде ставки объявляются на игорном жаргоне: любая сумма уменьшается в сто раз; таким образом, никель означает ставку в пять долларов, а „никель без одного», то есть четыре цента, — четыре доллара. Упоминаемые выше два цента — два доллара. (Здесь и далее — комментарии редакции.)
В том же духе он поиграл еще немного, не без блеска выбросив три десятки подряд. Неожиданно его заинтересовало, каким образом девушка собирает кости. Каждый раз ему казалось, что ее пальчики со стремительностью змей проходят под костями, хотя те вроде бы плотно лежали на столе. В конце концов он решил, что это не может быть иллюзией, и хотя кости не могли проникнуть сквозь черный бархат, рукам в белых перчатках это как-то удавалось. Вспыхивая, они погружались в черный, сверкающий бриллиантами материал, словно его не было вовсе.