Багряный декаданс
Шрифт:
Но звуки на этом не прекратились. Послышалось бормотание. Торопливое, невнятное, иступленное, напоминающее то ли молитву, то ли призыв. А может быть, оно было и тем, и другим одновременно.
Вытянув шею я аккуратно заглянула за край стены, заглядывая в щель. И увидела спинку небольшого дивана, затянутого красной тканью, на вид мягкой, бархатной, подсвеченной огнем из большого встроенного в стену очага, где желтые языки обгладывали колотые поленья. На диване спиной ко входу сидела мужская фигура, возложив руку на подлокотник. Желтый свет огня из очага, рядом с которым стоял диван, бросал приглушенные отсветы на мужское лицо, придавая ему таинственности и глубины, частично освещая. Но даже если бы в этой небольшой комнате, похожей на домашнюю библиотеку или кабинет, властвовала темнота, то и сквозь неё я узнала бы этот затылок, позу, горделивый разворот плеч, манеру держать голову.
На диване сидел Сатус, а прямо перед ним стояла на коленях незнакомка, взирая на него умоляющими, наполненными слезами и тоской, глазами. Такую тоску я видела только у бездомных, одиноко бродящих по неприветливым улицам, собак, столкнувшихся с человеческой жестокостью и знающих, что ничего хорошего им от людей и судьбы ждать не приходится. Животных, подвергшихся садизму, такому же бессмысленному, как и жизнь тех, кто его творит, легко узнать. Они приседают пониже к земле, прижимают хвост и уши, стараются быть незаметнее, мельче, надеясь, что так вызовут меньше ненависти, которую провоцирует просто само их существование. Так и эта девушка сжималась в комок, пригибала голову и выглядела побитой, хотя никаких следов насилия на ней не было. Зато имелись следы выплеснутого прямо в лицо чего-то красного. Алые потеки покрывали щеки, капали с длинных светлых ресниц, огибали чувственные губы, немного непропорциональные, но от того не менее влекущие, и стекали вниз, собираясь где-то внутри корсета, который выставлял напоказ то, чем действительно можно было гордиться.
— Ты успокоилась? — лениво поинтересовался Сатус, потянулся к бутылке, стоящей здесь же на подлокотнике и вновь наполнил бокал рубиновым напитком. Кажется, именно этим плеснули в девушку.
Она тряхнула крупными белыми кудрями, собранными в замысловатую прическу, часть волос промокла и прилипла к лицу, пропитавшись алой жидкостью и приобретя легкий розоватый оттенок.
— Это…, - она задохнулась, в смятении сминая тонкое ажурное кружево, которое украшало юбку тесного платья насыщенного синего цвета, — это все, что ты мне можешь сказать?
— Я вообще не желаю с тобой разговаривать, — с прежним безразличием протянул демон, крутя в длинных пальцах бокал. — И сообщил об этом не раз и не два. Но ты не желаешь понимать.
— Это все из-за неё? — всхлипнула блондинка, сжимая руки у груди. — Из-за этой девчонки, которую ты привел с собой из Межмирья? Неужели ты действительно решил сделать её своей парой?
— Я не решил сделать, — жестко прервал он незнакомку. Сатуса совершенно ничего не смущало, ни то, что девушка продолжала стоять перед ним в унизительной позе, ни то, что она плакала. Слезы смешивались с красными разводами от, скорее всего, вина, делая лицо еще более мокрым, словно она попала под странный дождь. — Я уже сделал.
— Не может быть, — замотала головой красавица. — Я не верю. Не верю!
— Верь, не верь, мне все равно, — сухо проронил демон. — Я даже не понимаю, зачем ты сегодня пришла сюда, ведь я четко распорядился, чтобы ты сидела дома и больше не показывалась во дворце. Не хочу, чтобы Мира случайно с тобой столкнулась.
— Даже если ты провел обряд, до первой брачной ночи он считается незавершенным, — хрипло выпалила блондинка. Её брови трагично надломились, а губы задрожали. — А её не было, я точно знаю!
— Откуда? — хохотнул Сатус. — Ты что, под моей спальней со свечкой дежуришь? Прикажу усилить отряды внешней охраны.
— Потому что если бы ваша близость уже случилась, ты сейчас был бы не здесь, один, в окружении любимых книг, а с ней, — сделала весьма странный, но категоричный вывод девушка. — Потому что я знаю… Я знаю, каково это — оказаться в твоих объятиях. Не родилась еще та женщина, которая испытав твою любовь после захочет её лишиться.
— Ты преувеличиваешь мои скромные возможности, — хмыкнул Сатус, одним глотком допивая вино.
— Разорви обряд! — воскликнула девушка, вцепляясь в его ногу как утопающий за спасательный круг. — Будь со мной!
— Ортиния, — с досадой начал Сатус, отрывая её руку от себя и отбрасывая. Лица я его не видела, но была уверена, что в этот момент он морщил нос и изгибал губы. Я так часто видела это выражение, что легко могла воспроизвести его по памяти. — Вспомни, что ты обещана другому. У тебя есть мужчина, с которым ты перед членами рода поклялась соединить свою жизнь. Так будь верной ему.
— Верность? — с надсадным вскриком переспросила девушка. — Ты не имеешь права даже произносить это слово! Ты никогда не был верным! И когда не мог насытиться только одной женщиной! Так было и будет всегда!
— Все в прошлом, — отрезал Сатус.
— Собрался измениться? — не поверила блондинка, округлив глаза. — Ради этой шельмы? Это никчемной простачки?!
Всякое сочувствие к ней, которое начало бередить душу, едва я её увидела, испарилось быстрее дыма на ветру.
Движения я даже не заметила. Просто миг — и вот уже демон сжимал горло незнакомки по имени Ортиния, чьи глаза выпучились, от лица отлила вся кровь, а из горла вырывался бессвязный хрип.
— Еще раз посмеешь сказать нечто подобное о ней, и я вырву твой гнилой язык, — с ласковой угрозой пообещал принц и хотя обещал не мне, стало дурно. Потому что не было никаких сомнений, осуществит он именно то, что и анонсировал.
Ослабив хватку принц вернулся на место и вновь потянулся к вину.
— Это правда, что она — твоя нура? — обретя возможность говорить, пусть и скрипя, словно старый, припорошенный чердачной пылью патефон, спросила девушка, потирая покрасневшее горло.
— Да.
— Думаешь, её это спасет? — прищурилась блондинка со злобным торжествующим блеском в очах. — Сколько дуэлей она сможет пережить? А в скольких победить? Ей будут бросать вызов снова и снова, пока не прикончат, потому что ни один демон не потерпит власть такой, как она над собой! И ты ничего не сможешь сделать, потому что таков закон!
Больше я была не в силах слушать. Сорвавшись с места, побежала куда глаза глядят. Глядели они, видимо, еще хуже, чем соображал мозг, а потому скоро я оказалась в очень странном месте.