Бал для убийцы
Шрифт:
Столыпин опустил взгляд к нетронутой тарелке и тихо спросил:
— Значит, дело не в специфике здания, верно? Будь в вашем распоряжении агентура… Пожалуй, я постараюсь замолвить за вас словечко перед градоначальником. Многого не ждите: коли он решил подмять под себя Четвертое управление, воспрепятствовать я не могу, однако отсрочку в несколько дней я гарантирую… Вы понимаете меня?
Последние слова он произнес едва ли не шепотом. И Ниловский даже не из самих слов, а из интонации вдруг понял, чего на самом деле желал премьер. А поняв, вытер платочком внезапно вспотевший лоб…
На следующий день фон Лауниц, открыто выражавший неприязнь к Ниловскому, поинтересовался:
— Ваши люди будут на церемонии в медицинском институте?
— Непременно, Владимир Федорович. Я отрядил туда практически всех филеров.
— Петр Аркадьевич пожалует?
— Конечно, — спокойно ответил Ниловский, совершенно точно зная, что Столыпин решил не ехать (Ольга Борисовна ликующе сообщила утром, что сумела уговорить мужа).
— А мне, значит, советуете не быть? — Фон Лауниц не на шутку рассердился. — Трусом меня хотите представить? Не выйдет! Я как-никак свиты его величества генерал-майор!
— Я не смею ни на чем настаивать. Но мой долг — загодя предупредить вас об опасности.
— Ладно, это уже не ваше дело. Вы закончили работу над списком агентуры? Премьер-министр упросил меня дать вам отсрочку (не понимаю, правда, какой ему интерес до вашей персоны?). Ну да бог с ним. Однако на следующей неделе политическая охрана должна быть в моем подчинении.
— Слушаюсь, Владимир Федорович, — сказал Ниловский с тайной нехорошей улыбкой: приятно знать о недруге, что жить тому осталось всего ничего…
Он ехал назад без охраны, откинувшись на мягкую спинку и поглядывая по сторонам — краткая (до дверей конспиративной квартиры на Лебяжьей канавке) иллюзия свободы после кабинета-каземата градоначальника, и прокручивал в памяти разговор с премьерминистром. Как, оказывается, легко убить человека. Не нужно даже заряжать револьвер (на это есть другие), не нужно красться в темноте, сжимая нож… Всего одна вроде бы нечаянная фраза в разговоре — брошенная или подхваченная, а иногда — и просто пауза, молчание.
Он заметил своего агента издалека — тот прогуливался вдоль улицы, притоптывая от нетерпения. Лошади на краткую секунду замедлили свой бег, карета приостановилась, но тут же возобновила движение, только на заднем сиденье, скрытом от посторонних глаз, сидели уже два человека вместо одного.
— У вас все готово? — спросил Юрий Дмитриевич.
— Готово. Можно поднимать корпус жандармов и брать всех тепленькими.
— А не жалко? Что ни говори…
— Не жалко, — перебил агент. — Разве что Карл… Скажите, а он правда скрывался в Италии?
— Правда, — подтвердил Ниловский. — Торговал фруктами, жил в таком чудесном домике с мансардой. Если бы хватило ума сидеть спокойно — нипочем бы не нашли, наша заграничная агентура пять пар подметок без толку истоптала. Так нет, не выдержала душа поэта… Акт против Столыпина ставит он?
— Сами знаете. Больше некому.
— Кстати, вы молодец. Дали прекрасное описание.
Агент широко улыбнулся, довольный похвалой.
— Я еще и не то могу. Когда намерены брать?
— Не терпится? — Ниловский хмыкнул в усы, желая подразнить собеседника. — А может, хотите предупредить товарищей? Смотрите, я двойную игру нюхом чую…
— Ой, да что вы! — агент неподдельно испугался. — Вы же меня знаете…
— Знаю, знаю, я пошутил (ничего я не знаю, вижу только, что пригрел изрядную змею на собственной груди). А насчет ареста… Пожалуй, стоит повременить. Это не самое главное.
— А что самое главное? — живо спросил собеседник. — Подождите, я догадаюсь… Ага, вам нужно подконтрольное покушение… — Он зажмурился, словно играл в захватывающую игру. — Столыпин, принц Ольденбургский… Нет, они для вас не фигуры. Значит, фон Лауниц, да?
— Замолчите! — выкрикнул Ниловский, испугавшись уже всерьез.
— Да ладно, кто нас услышит? Кучер — ваш сотрудник, а больше некому.
Юрий Дмитриевич был сердит на себя за несдержанность. Поэтому проговорил суше обычного:
— Во-первых, кучер вполне может быть не только моим агентом. А во-вторых… Просто есть вещи, о которых не принято говорить вслух. Головы можно лишиться.
— А вам нужна моя голова? — тихо спросил агент, испытующе заглядывая в глаза. — Не обманываете?
Юрий Дмитриевич укоризненно вздохнул.
— Вы как ребенок, ей-богу. Идете на серьезное дело, а настроение… Не в игрушки играем.
— Да? — озадаченно спросил собеседник. — А мне всегда казалось, наоборот… Как по-вашему, почему мне захотелось сотрудничать с вами? Не из-за банальных же денег. Нет, Юрий Дмитриевич. Мне нравится играть. Люди — это куклы (не все, но большинство). Я люблю дергать за ниточки. Разыгрывать представления, наблюдать за чужими страстями…
— А вдруг найдется человек, который захочет подергать за ниточки вас?
Агент весело рассмеялся:
— Пусть попробует.
— Ладно, мы отвлеклись. Кто назначен исполнителем акта?
— Линк и Велембовский, — без паузы ответил собеседник. — Настоящая фамилия Линка — Суляцкий, студент Петербургского университета. Второй мне неизвестен.
— Велембовский? Опишите его.
— Чуть ниже вас, плотный, рыжий…
— Это хорошо, — задумчиво проговорил Ниловский. — Рыжий — это уже примета.
— Светлые усы, розовощекий, родинка над правой бровью.
— В кого из двоих он будет стрелять?