Бал-маскарад
Шрифт:
Но вот как я могу убедить ее?
Не могу же я пойти к ней и сказать: «Пожалуйста, не избегайте моего папу, если вам хорошо с ним», – ну, как сказать такое своему собственному классному руководителю? Не могу я сказать об этом вот так просто…»
И в этом тоже виновата война, в этой ужасной ночи, и во всем, что причиняет, людям горе. Если б не было ее, семьи остались бы целыми, и люди не попадали бы в такие тяжелые положения. Если бы ее не было, не пришлось бы классному руководителю думать над тем, как научить какую-то девочку смеяться, и не приходилось бы говорить кому-то «нет» вопреки собственным чувствам и желаниям. Нельзя ни за что на свете допустить войны.
Может ли?
Неужели нет?
Бабушка посапывала равномерно, словно говорила: «Как так! Как так!»
Ухо у Таде было холодное, привычное. Конечно, возможность нашлась бы, горестно размышляла Кристина, только люди иногда бывают такими глупыми. Думают, что есть дела общественные, из которых складывается история, а есть дела личные, и одни с другими не связаны. А между тем выясняется, что все и со всем связано. И если человек занимается жизнью общества, он обнаруживает за нею личную жизнь миллионов и миллионов людей.
«Ничегошеньки я не сделала ни ради кого, – говорил Кристи ее внутренний голос. – Ни ради Жужи, ни во имя ее погубленной молодости, ни ради папы, ни ради бабушки, ни ради тети Евы. Если бы я тогда сделала доклад и сказала бы, что долг живых исправить то, что наделала война, залечить нанесенные войной раны, – тогда не возникло бы у тети Евы мысли, что она воспитывает нас для себя и что, придя к нам в дом, она, собственно говоря, поступила бы так же, как Цинеге с этим фотоконкурсом. Если бы я сказала ей о «долге», – она поняла бы это. На обман тетя Ева не поддалась, но если перед ней стоит какая-то задача, она все понимает и все делает, чтобы ее выполнить».
Кристи сделает этот доклад. Не только ради своих близких, а ради всех. Пусть никогда больше не будет на земле детей, которым придется мучиться над такими проблемами, пусть никогда не будет другой девочки, которой пришлось бы называть свою маму «Жужей», потому что она никогда не была для нее настоящей, живой мамой.
Только для этого сбора нужны такие слова, которые будут понятны всем, чтобы класс понял: на свете нет только личных дел, а тетя Ева поверила бы, что ее ждет большая задача – сказать «да» там, где война однажды сказала «нет».
Где найти Кристи такие слова?
«Жужа! Тебя уже нет, и я никогда не коснусь тебя рукой, но ты все-таки есть, – ведь тетя Ева учит, что человек остается жить во всем, что делается на свете, и, значит, ты тоже существуешь, есть и твоя доля в том, что построено после войны. Жужа, помоги мне! Сегодня я сделала ужасную глупость, помоги мне исправить ее!
Где твое письмо, Жужа?
Где твое письмо?
В ночь перед смертью ты написала письмо в старой тетрадке, и бабушка отдала его папе, потому что ты взяла с бабушки слово во что бы то ни стало сохранить письмо и передать, – ведь это было твое завещание. Как я ни просила, папа не разрешил мне прочитать его, сказал, что он сам лишь однажды нашел в себе силы прочитать его до конца, и то у него чуть не разорвалось сердце; он не мог бы еще раз сделать это, сознавая, что той, которая писала его, уже нет на свете; к тому же я еще мала – вот подрасту, тогда другое дело. Папа не знает, что в пятнадцать лет человек, собственно говоря, взрослый. Еще не очень умный, нескладный, часто ошибающийся, но все же взрослый.
Сегодня ночью мне необходимо письмо Жужи. Жужа знала те слова, с помощью которых можно бороться против войны, да и как же ей было не знать их, если она и умерла из-за
Я добуду сегодня это письмо и прочту его – это не кража, не обман, нет. Она была моя мама, и я имею право знать, о чем она думала в последние часы своей жизни; она была моя мать, и она имеет право помочь даже из могилы, если мне нужна ее помощь. Она была моя мама! Моя мама».
Улаживать что-то, притворяться, врать… какой позор! Какой позор, что Кристине раньше не пришел в голову этот выход – письмо Жужи.
Никто не услышал, как встала Кристи. Она сунула ноги в мягкие туфли, завернулась в халат и, словно дух, проскользнула мимо стола, шкафа. Старательно тикали стенные часы бабушки, их добродушное серьезное «тик-так» казалось более громким, чем обычно.
Где может быть это письмо?
Среди бабушкиных вещей его нет. Все, что связано с Жужей, бабушка хранит отдельно, в специальном ящике, но там только всякие безделушки, серебряные украшения, жемчуг, ленточки – там нет никаких записок. Письмо может быть только у папы, в другой комнате, в письменном столе, который он всегда запирает на ключ.
«Не сердись, милый мой папочка, – думала Кристина, пробираясь в комнату Эндре Бороша, – это не любопытство. Я ничего не буду рассматривать или читать у тебя в столе, потому что у каждого могут быть свои личные секреты и выведывать их нечестно. Я ищу только завещание Жужи, чтобы попытаться исправить то, что сегодня вечером чуть было совсем не испортила».
Папа спал и даже не пошевельнулся, когда Кристи наклонилась к ночному столику; возле стакана для воды действительно стоял наполовину пустой пузырек из-под снотворного. Можно было не бояться разбудить папу, можно включить ночник, и все-таки сердце Кристи отчаянно билось, пока она копалась в ночном столике. Папка для бумаг, мелочь, которую папа не хочет держать в кошельке, часы, ключи… Ключ от письменного стола был другой формы, чем остальные, она сразу узнала его.
Папа никогда не опускает жалюзи в своей комнате. Сейчас это было очень кстати, потому что уличный фонарь давал достаточно света и можно было без труда передвигаться по комнате. Ящик письменного стола громко скрипнул, когда она потянула его к себе; Кристи обернулась, прислушалась, но с кушетки, где спал папа, не донеслось ни звука. Ну да, ведь он принял снотворное…
Сперва она не могла найти того, что искала. Наткнулась на собственные фотографии, локон своих первых волос, удостоверения, какой-то диплом, полученный Эндре Борошем за хорошую работу, несколько иностранных фотожурналов. Нашла две коробки с письмами Жужи; рука Кристины даже поколебалась немного над этими коробками: в самом деле, о чем может писать жена мужу, когда оба они еще ничьи не родители, а просто женщина и мужчина… Но она не вынула ни одного письма. Когда-нибудь все равно узнает, когда сама будет писать… кому-нибудь… Только она не хочет, чтобы ей пришлось писать на полевую почту.
Последнее письмо Жужи, ее завещание, она обнаружила в среднем ящике: над письмом были фотографии, великое множество фотографий – портреты Жужи. Она сразу поняла, что это то самое, что она ищет: тетрадка была совершенно не похожа на ее школьные тетради – она была в другой обложке; листы, качество бумаги, даже спиралька – все было другое. Тетрадка была старинная, и на ней – имя Жужи: Юхас Жужанна.
Но читать при свете уличного фонаря все-таки было невозможно.
Она пойдет в ванную, там можно и дверь запереть на крючок, а если кто проснется и станет искать, то не удивится, найдя ее там. В ванной стоит ящик для грязного белья, в случае чего можно тетрадь сунуть под него.