Бал-маскарад
Шрифт:
– Пожалуйста, прошу. Только у меня не слишком интересно. Не думаю, чтобы кому-либо из молодых было у меня хорошо.
Сейчас тетя Луиза не такая резкая, как обычно. Словно и с ней произошло что-то.
– Это такой… такой странный вечер, – добавила тетя Луиза. – Никогда не думала, что ты мне симпатизируешь.
– Я еще не очень люблю тебя, Луиза, – сказала мама, прямо глядя ей в глаза, – но страшно хотела бы полюбить. До сих пор я не знала тебя, слышала только, что ты живешь одна. И всегда убегаешь, если кто-нибудь из нас захочет перекинуться с тобою словечком.
– От меня мало проку, дорогая Медери. Стара я уже,
– Ну, там будет видно. Я думаю… думаю, что ты просто… грустная и недоверчивая.
Тетя Луиза посмотрела на тетю Месарош, потом снова уставилась в землю.
– Словом, я могу заглянуть к тебе?
Тетя Луиза не знает маму. Когда мама хочет добиться чего-то важного, она всегда говорит вот так, без нажима, с виду даже безразлично.
– Когда тебе угодно. Гости у меня бывают нечасто. Родственников нет, отец давным-давно умер. По существу, я и не вижусь ни с кем.
Голос у мамы был уверенный, смеющийся.
– Теперь все переменится. Я тебя не оставлю в покое. Во мне слишком много энергии для одной семьи. Где ты живешь?
– Там, возле парка. В том доме, где…
Тетя Луиза осеклась, мама смотрела на нее веселыми блестящими глазами.
– …где ты так часто бывала в начале зимы. Там, где кондитерская. Мы там жили. Когда-то весь дом был нашим.
Она произнесла это упрямо, чуть-чуть вызывающе, словно желая сказать: этот дом сейчас мог бы принадлежать мне, но вот не мой, – так не требуй же от меня хорошего настроения.
Мама уставилась на нее и смотрит, смотрит, – Кристи никогда еще не видела у мамы таких глаз.
– Послушай, Луиза, а кто был твой отец? – спрашивает мама.
Невероятный вопрос. Как будто сейчас воспитательский час и она выясняет основные данные о семье.
– Мой отец? – лицо тети Луизы освещается затаенной гордостью. – Антал Кевари, ученый. Ты, возможно, видела мемориальную доску на научно-исследовательском институте физики.
Мама молчит, уставившись себе в колени. Тетя Луиза смотрит в сторону – она ожидала большего впечатления, но напрасно. Похоже, что маме не так много говорит это имя. Видно, этот Кевари не пуп земли.
– Понимаю, – говорит мама и поднимает теперь глаза на тетю Луизу.
Она так удивительно хороша в эту минуту.
– Луиза… – Даже голос у нее изменился. Совершенно незнакомый голос. – Послушай, Луиза, у меня есть для тебя весточка. Я так давно ищу тебя, да только вот глупой была и поверхностной. – (И как она может говорить о себе такое, если никогда она не бывает ни глупой, ни поверхностной!) – Это весточка от человека, которого ты хорошо знала когда-то. От Виолы. Ты еще помнишь ее?
Виола. Кому могло принадлежать это душистое имя? Виола [27] . Нынче уже и не называют так никого. Если у Кристи будет когда-нибудь дочка, они назовут ее Жужей.
Тетя Луиза схватилась рукой за горло, словно ей стало вдруг нехорошо.
– Виола передает тебе, что когда-то была очень молода и страшно боялась твоего отца. И еще передает, что потом на ней женился человек, который объяснил ей, в чем истина, и объяснил еще, как нужно было ей воспитывать тебя. Виола просит тебя не сердиться на нее за то, что она слушалась твоего отца и не воспитала тебя смелой и свободной.
27
Виола – означает фиалка.
Это все какая-то бессмыслица. Кристи не поняла ни слова. А тетя Луиза сидит белая как мел.
– И еще Виола передает тебе, что свою семью она, став зрелой женщиной, воспитывала уже разумно и что не следовало ей, нельзя было запрещать тебе встречаться с каким-то мальчиком, с которым ты каталась на коньках. Ты ведь не сердишься на Виолу, правда? В старости Виола уже знала, что нужно делать, и своей смертью она доказала это.
Тетя Луиза вертит кольцо на пальце, по лицу ее струятся слезы. Взрослые плачут так странно – молча.
– Есть ли на свете что-нибудь, чего ты не знаешь, Медери? – спрашивает, наконец, тетя Луиза, но голос ее мягче, ласковее, чем обычно, и кажется, что она получила нежданно-негаданно силы, чтобы начать жить более разумно. – Откуда ты знаешь Виолу?
Мама встала, потому что перед ней склонилась Рэка – все опять хотят поиграть вместе, и хорошо бы если бы «ручеек» возглавила тетя Ева. Уже стоя, мама воскликнула сквозь шум:
– Это моя бабушка.
Все кружится, кружится, – вот приглашают и ее, Кристи. Это Пали Тимар. Кристи идет с ним, хотя знает, что он пригласил ее только ради приличия, всем сердцем Пали с Рэкой, так и протанцевал бы с ней весь вечер. Как хорошо, что Пали неразговорчивый, можно по крайней мере оглядеться, отдавшись ритму музыки. Пали будет хорошим мужем. Папа тоже.
«Теперь уж скоро надо будет и кончать, – думала директриса. – Никогда еще не видела я такого веселого праздника. Медери надо присудить педагогическую премию. Дети даже не знали, что она здесь, и все же вели себя как взрослые люди, чувствовали ответственность за все происходящее. Давно уже не приходилось мне работать с таким талантливым педагогом, как эта девушка.
Жаль, что мужчины не пришли, только Фабиан, Пал Дока и отец этой Борош, чья жена написала то потрясающее письмо. Какое симпатичное серьезное лицо, его словно освещает что-то изнутри. Любопытно… Ведь этот человек так сердился на школу, когда произошла та неприятная история с девочкой, ни за что не желал являться сюда. Очевидно, и в этом влияние Медери, она не только с детьми, но и со взрослыми умеет обходиться. А Кристину Борош я с тех пор, как знаю, не видела такой необузданно счастливой. Может, это из-за Пали Тимара? Нет, она на него почти и не смотрит, все отцу улыбается – как же она счастлива, что он пришел за ней! Вот уж она оставила Пали, еще и поклонилась слегка – благодарит, как большая. К отцу полетела. Ишь, как смотрят друг на друга, словно увиделись сегодня впервые!»
– Отец, – сказала Кристина. – Я ужасно рада, что ты пришел.
Это не его дочь!
Его дочь сдержаннее, тише и никогда не сказала бы ему «отец». Она словно выросла, да и выше сейчас, чем обычно, – ах да, туфли на шпильках… И это сходство – лицо Жужи, Жужина стройность.
– Отец, – сказала Кристина, – мне хотелось бы рассказать тебе что-то.
Какой насыщенный получился день! Ева велела прийти после работы, ему не очень хотелось, но раз она так просила, он пришел. Где же Ева? Ах вот, он уже видит ее, она танцует в противоположном углу зала с какой-то девочкой-слоном. Как только могла она выдержать, не шепнуть ему: вот она я, здесь. И о чем могли они столько шептаться с Кристиной?