Бал неисполненных желаний
Шрифт:
– Тогда бери в оппонента новенького. – Учитель сел за стол.
– У нас темы разные.
– Ничего, я попробую, – стал выбираться из-за парты Тихон.
– У меня есть оппонент, – чувствуя, что зря ввязалась в эту игру, бестолково гнула свое Соня.
– Два оппонента лучше, чем один. Что у тебя? – Историк сиял. Давно на уроках истории не было такой активности. В физматлицее нажимали на точные науки.
– Общественные движения.
– Чудесно, а у Гладкого… – глянул историк на свой стол, куда новенький успел положить доклад, – «Изменение системы ценностей и
Димочка улыбался. Он был не против.
– Отлично! Тогда начинайте.
Соня взяла в руки планшетник, коснулась его пальцами, заставляя ожить.
– К началу двадцатого века в России сложились три политических группировки. Первые – консерваторы, как их в России называли, «охранители», которые стояли на страже устоев самодержавия; либералы, сторонники западного пути развития, и радикалы – те, кто считал, что к идеальному устройству в России, к социализму, можно прийти только через революцию. Социальной базой для либералов были люди умственного труда. Порой слово «либерал» употреблялось как синоним слова «интеллигент». В основном либералы выступали в земствах, где они обсуждали и принимали свои программы, составляли обращения к властям, настаивали на созыве Учредительного собрания и учреждении Конституции. Но в целом про них можно сказать: «Много слов, мало дела…»
– Слово! – подпрыгнул наученный Димочка. – А как же либеральная весна тысяча девятьсот четвертого года?
Соня коснулась планшетника, прогоняя текст вперед. Где-то у нее тут было про назначение нового министра внутренних дел…
Найти не успела. Все еще стоящий около своей парты Гладкий заговорил:
– Но ведь земства были учреждены указом Александра Второго. Поэтому мы не можем начинать картину политических партий в России, говоря, что это больше присуще началу двадцатого века. Такая картина сложилась уже к середине девятнадцатого века.
Соня замерла. Александр Второй был убит народовольцами в восемьсот восемьдесят первом году. Движение петрашевцев… когда лучше начать?
– Реплику! – напомнил историк. – Не молчим.
– Революционное движение, так же как и либеральное, действительно зародилось в середине девятнадцатого века, и не имело четкой структуры, скорее носило стихийный характер, – выпалила Соня.
– А как же боевые ячейки черносотенцев? – Тихон говорил спокойно – ни сарказма в голосе, ни ухмылки на лице.
– То, что мы имели к началу двадцатого века, – звенящим голосом заговорила Соня, – было логичным завершением процессов века девятнадцатого и привело сначала к революции, созыву Думы и окончательному распаду империи в семнадцатом году!
Соня перевела дух.
– Браво! – воскликнул Тырин, и Ватикан наградил ее звонкими аплодисментами.
– Можно ли считать эсеров продолжателями идей народников? – не сдавался Гладкий.
Соня глянула на планшет:
– Можно!
Волнуясь, а потому местами прикрикивая, она стала быстро-быстро наговаривать свой доклад, пропуская те места, где должен был вступить Падалкин. Недовольно морщилась, когда
Класс молчал.
– Ну что же, блестяще! – остановил их бесконечную перепалку историк. – Про фашизм и социализм мы поговорим в следующий раз. Тихон, ты не против? А пока засчитаем оба выступления как отличные.
На этот раз хлопал один Тырин. Медленно. Как будто камни бросал.
Не чувствуя под собой ног, Соня пошла к своему месту.
– Великолепно! – склонился к ней через проход Тихон.
– Я тебя убью! – вырвалось у Сони.
Она быстро глянула на него и тут же отвела глаза. Увидела, как ухмыляется Макс, как вопросительно приподняла бровку Томочка, как улыбается своей сухой улыбкой Димочка. Катрин так вообще сидит с видом объевшегося чеширского кота, который вот-вот исчезнет, и от него останется…
– Да, было интересно, – громко произнес Гера, садясь ровнее. – Я бы сказал, забавно.
– Внимание! Новая тема! – напомнил о себе историк.
Новая тема Соню не занимала.
– Послушай! – кинулась она к новенькому, как только прозвенел звонок. – Ты можешь меня не трогать?
– Могу, – легко согласился он. – Да я и не трогаю. Просто хотел помочь!
– У меня уже есть парень! Понял? Есть! И дружить я с тобой не хочу!
Откуда взялось это детское слово «дружить»? Сказала бы лучше «общаться»! И, чтобы сразу все стало понятно, чтобы больше не задавали вопросов, рванула к выходу:
– Падалкин! Подожди!
Соня побежала по проходу, сумкой снося еще не убранные учебники и тетради. Подхватила Димочку под руку:
– Спасибо! – и поцеловала его в щеку.
Или не поцеловала? Ведь могло же и показаться.
Щека Димочки наливалась медленно краснотой.
Не показалось. Поцеловала. У всех на виду.
– Ты сейчас куда? – спросила вдруг охрипшим голосом.
– Куда все, – растерялся Димочка. Приподнял руку, чтобы коснуться щеки, но не завершил движения. Замер.
Мимо, весело улыбаясь, протопал Фил. Он в этой игре участия не принимал.
– Вот и пошли! – Соня дернула Димочку за локоть. Но Падалкин словно прилип к полу.
– Куда?
Димочка осторожно взял свою сумку, словно боялся, что его сейчас уведут без вещей.
– Куда все! – бодро отозвалась Соня.
Но все сейчас, к сожалению, шли кто куда, потому что урок был последний и народ стремительно разлетался по курсам и репетиторам. Вот и Димочка убежал на тренировку. Вышедший в коридор Макс поднял голову, словно гончая – то ли прислушивался, то ли принюхивался.
– О! – поднял он палец и убежал к лестнице.
Чего это его так возбудило? Хотя… вроде как кричали на пятом этаже. И топали. И падали. И мяч стучал.
Тихон пошел следом. Ничего не сказал. Только из-за поворота послышалось: «Максим! Можно тебя?»
– А не устроить ли нам вечеринку?
Тырин являл задумчивость.
– По случаю чего?
– Надо же как-то новенького вводить в коллектив.
Мысленно Соня застонала. Славку не поймешь: то у него одно, то другое.
– Зачем?