Бал жертв
Шрифт:
Сюльпис воротился, пока разговаривали. Работники, отужинав, вставали один за другим, прощались со своим хозяином и шли спать.
– Ступайте, дети, – сказал им Брюле родительским тоном, – ступайте отдыхать, а завтра рано принимайтесь за работу: мы положим пшеницу в риге, снег мешает идти в поле. Как там корова? – спросил он Сюльписа, видя, что тот воротился и сел за стол.
– Не
Мамаше Брюле не сиделось на месте. Ела она мало. А так как фермер все еще оставался за столом, она сказала ему:
– Хозяин, я пойду приготовлю комнаты этим господам.
– А! Так мы решительно ночуем здесь? – спросил капитан.
Анри открыл дверь и выглянул за порог.
– Придется, – отвечал он, – вот и опять пошел снег. Мы уйдем завтра.
– Твоя сестра тревожиться не станет?
– Нисколько. Она привыкла к подобным отсутствиям.
В том здании, куда фермерша пошла приготовлять постели, было две комнаты. Они всегда отводились новому владельцу, когда он приезжал осматривать свою ферму, как раньше их отдавали прежнему, то есть маркизу де Верньеру, дяде графа Анри, который был убит в армии Конде.
Мамаша Брюле вышла, взяв простыни из комода и попросив Сюльписа взять фонарь и посветить ей. Проходя через двор, фермерша наклонилась к уху своего сына и сказала:
– Я чуть жива, когда подумаю, что граф Анри будет здесь ночевать.
– Почему же, матушка? – наивно спросил Сюльпис.
– Потому что Лукреция его увидит или услышит.
Добрый Сюльпис покачал головой.
– Мне сдается, что бедная сестра уже не думает о графе Анри.
– Ты полагаешь?
– Я полагаю, что у нее много других несчастий после этого…
– Мы утешим ее, как умеем… Все проходит наконец.
Когда они дошли до маленькой лестницы, которая вела в три отдельные комнаты, фермерша прибавила:
– Только бы отец твой не вздумал проводить этих господ…
– Что же за беда?
– И войти в комнату, где Лукреция.
Сюльпис замер.
– Боюсь, как бы он ее не убил! – прошептал юноша.
– Нет, нет! – с твердостью возразила мадам Брюле. – Он прежде должен убить меня, не бойся…
Они тихо вошли в комнату, где оставили Лукрецию. Бедная нищая, закутавшись в одеяло, начала согреваться. Она взглянула на мать и брата с кроткой и печальной улыбкой.
– Ах, – сказала она, – как здесь хорошо!
Мать взяла ее голову обеими руками и покрыла поцелуями.
– Мое бедное дитя! – сказала она. – Ты должна остерегаться гнева твоего отца.
– О, да! – вздрогнув, отвечала Лукреция.
– Я его подготовлю. Но сегодня он несколько разгорячен, – сказал Сюльпис.
Девушка опять вздрогнула.
– Да, – поспешно сказала матушка Брюле, – он ужинал с гостями.
– На ферме гости?
– Офицеры, охотники.
– А граф Анри с ними?
При этом вопросе фермерша побледнела, как мертвец, но Лукреция начала улыбаться.
– Не бойтесь, – сказала она, – я воротилась не для него. Слава Богу, я страдаю не от этого.
Мадам Брюле вскрикнула от радости.
– Тем лучше, – сказала она, – если ты страдаешь от чего-нибудь другого; мы так усердно будем молиться Богу, что Он вылечит тебя.
– Бедная матушка! – отвечала Лукреция.
– Согрелась ли ты, дитя мое? – спросила фермерша.
– Согрелась, матушка.
– Ты поела?
– Да, я уже не голодна, но сейчас мне хочется заснуть, я так устала!
– Поспи, дорогое дитя, и какой шум ни услышишь, не выходи; я так боюсь гнева твоего отца!
Сюльпис и фермерша плотнее закутали Лукрецию одеялом, нежно поцеловали и вышли.
– Что скажет Заяц, когда придет спать, – заметила фермерша, – ведь мы в его комнату положили Лукрецию?
– Не бойтесь, матушка, – отвечал Сюльпис, – Заяц никогда не ночует на ферме, он до утра расставляет капканы. Когда он воротится, я уже встану и не пущу его сюда.
– Он сразу выдаст сестру. Этот ребенок такой злой!
– Да, но у меня кулаки крепки – не бойтесь!
Фермерша и Сюльпис наскоро приготовили две комнаты. В первой развели огонь и приготовили постель для капитана; вторая, где не было камина, была приготовлена для графа. Мамаша Брюле объяснила этот выбор Сюльпису.