Балансовая служба
Шрифт:
– Куда подальше я могу вас отправить в любой момент! – парировала Медея.
– Ты, стервоза, не хами старшим, а делай что тебе говорят, а то я здесь брошу – и вон те типы будут решать, кому ты достанешься на завтрак, обед и ужин.
– Не понимаю, – сказала Медея, – как вам вопреки вашему мерзкому характеру удалось занять такое высокое социальное положение в России. Вы же всегда всем недовольны.
– Не вопреки моему мерзкому характеру, а благодаря, – ответил Иван Васильевич, – с таким характером, как у меня, знаешь ли, города можно брать. Москву, к примеру, можно взять только наглостью. Чем и пользуются многочисленные приезжие. И я тоже, между прочим, из Белгорода в Москву приехал. Правда, у меня к тому времени все уже на мази было – и деньги крутились, и дело росло, и вышки нефть качали…
– Не понимаю, – повторила Медея.
– Не понимаешь – и не поймешь! – отрезал Митрохин. – И вообще думай лучше, что нам теперь делать. Я в Риме жить не хочу. Тут такие нравы царят, что ой-ой-ой… Я тоже, между прочим, кое-что читал о местных укладах. Не серость какая-нибудь. Университет кончал. Они тут любят друг дружку всеми возможными способами. А я, между прочим, человек православный, – вспомнил Иван Васильевич, – нечего мне тут среди грязных язычников обретаться. И вообще я гомофоб.
– Между прочим, Римская империя – не худшее место, куда нас могло занести, – сообщила Медея, – надо только выяснить, в правление какого из Цезарей мы попали – и тогда я решу, что делать дальше.
– А какая разница? – буркнул Митрохин, раздосадованный, что не может похвастаться подобной эрудицией, – по Цезарю она, понимаешь ли, определит, эпоху и как им действовать, ишь ты. – Древний Рим – он и есть Древний Рим, – проворчал банкир.
– Не совсем так. Власть менялась, и вместе с ней менялись устои.
– И откуда только ты все знаешь?! – вконец разозлился Митрохин.
– Читала много умных книжек.
– Это я уже слышал. Когда только успела, не пойму. Сама пигалица вон какая, а про местные устои все знает.
– А про Древний Рим я читала особенно много, – поделилась колдунья. – Вряд ли вам это известно, но здесь обитали очень сильные ведьмы и колдуны… Точнее, обитают, – поправилась она. – Правда, магия их – исключительно темная. Они используют в своих ритуалах внутренности жертвенных животных, а еще кровь и органы невинно убиенных детей.
– Невинных младенцев? – уточнил Митрохин. – Слышал… знаю…
– Нет, не младенцев. Как правило, детей трех-четырех лет. Для колдовства важно, чтобы некоторые компоненты в теле успели дозреть. Дойти до нужной кондиции. Только тогда колдуны могут выдать точное предсказание и использовать эти компоненты для приготовления зелий.
Иван Васильевич сердито посмотрел на Медею.
– И что, все эти вещи ты изучала?
– Да, – девушка кивнула, – чтобы быть сильным практикующим магом, нужно принимать к сведению любой опыт, каким бы темным он ни был. Теория очень важна. Не менее, чем практика.
Теория – это основа. Обладая большим количеством теоретических знаний, я могу самостоятельно развивать практические навыки, не прибегая к помощи специальной литературы.
– Мог ли я раньше подумать, что весь этот бред существует, – покачал головой Иван Васильевич, – мне и сейчас иногда кажется, что все это мне только снится. И что вот сейчас я проснусь и окажусь в Москве. Поеду на работу, в офис.
– Все это правда, – вздохнула Медея и шмыгнула носиком, – а мне ведь бабушка говорила: не занимайся ты этой магией, не доведет она тебя до добра. А я не слушала, делала то, что считала нужным. И вот…
– Да ладно, не унывай, – решил Митрохин приободрить колдунью, – ты и не потеряла почти ничего, потому что у тебя ничего и не было. А мне, знаешь, как тяжело лишиться всего, что у меня было! Я же все это потом и кровью получил. Вот этими вот трудовыми руками… – Иван Васильевич вытянул перед собой ладошки. – Работал, работал… А они явились, понимаешь, баланс наводить в антро…попа… тьфу ты…
– Антропоморфных, – помогла Митрохину Медея, – есть теория, что существуют такие поля, от которых зависит равновесие нашей планеты.
Некое общее излучение человечества. Есть предположение, что излучение это как-то связано с гравитацией. Планета сама дает людям возможность селиться в определенных местах, чтобы повысить равновесность. Эта теория перекликается с другой теорией.
Якобы все во вселенной взаимосвязано. И каждый человек – частичка вселенского цикла. Своего рода – гравитон.
– И откуда ты этого нахваталась?
– Книжки умные читаю.
– А что это ты таким тоном это повторяешь, словно я ничего не читаю?! У меня дела, знаешь, сколько времени занимают… – Митрохин замолчал, осознав, что зачем-то пытается оправдаться перед девчонкой. А ну ее вместе с ее нахальством и явным презрением к тому, чем он занимался в жизни! Главное, чтобы помогла ему выкарабкаться.
Остальное его не волнует.
– Нечестно это, – угрюмо буркнул Иван Васильевич, – не заслужил я того, чтобы бегать от них. И все так хорошо было, так славно. Ну чего я им сдался. Чего?!
– Их ваш балансовый двойник вызвал, – напомнила Медея.
– Да знаю я, будь он неладен. Джон Смит распроклятый. Надеюсь, балансировщики его крепко потрепали. Да и не может быть такого, чтобы не крепко. Я же выбрался с той дачи, где меня пытали швейной машинкой.
– Швейной машинкой?! – ужаснулась колдунья.
– Да ладно, – отмахнулся Митрохин, – что было, то было… Сейчас мы, по крайней мере, на свободе. И то хорошо. А страха у меня больше нет.
Ты не думай. Поначалу я очень боялся, а сейчас как отрезало. И даже злость появилась. Любому готов в глотку вцепиться, как питбуль.
– Это я заметила, – Медея усмехнулась.
Они вышли на площадь, где на расстеленных на земле циновках полулежали взрослые и дети. Римские граждане смотрели вверх, все, как один. Митрохин поднял голову и увидел, что на привешенной к башне платформе выплясывает странный человек. К рукам его было привязано нечто отдаленно напоминающее крылья.