Балатонский гамбит
Шрифт:
— Сестра на Берлинском направлении, — ответила Наталья грустно. — У Рокоссовского. Если бы она была здесь, мы бы договорились.
Маренн вздохнула, кивнула — понятно. Взяла Наталью за руку, наклонив ее голову, прислонила к своему плечу. Молча.
— Приехали, — Йохан тронул ее за рукав.
БТР остановился.
— Капельницы можно отключить, — распорядилась Маренн. — Ханс, сможете? — спросила она Крамера. — У гауптмана и майора?
— Да, фрау Ким.
— Катетеры тоже убирайте. Заклейте лентой, — она бросила оберштурмфюреру ролик пластыря. — Надо бы сделать еще один укол, — она взглянула на часы. — Время прошло достаточно. Хотя бы женщине, но и всем остальным хорошо. Но женщине — обязательно. Это ей поможет.
— Ханс, расстелите брезент и опускайте их, — приказал Пайпер. — Снайпера не забудьте. Назад мы ее не повезем. Пусть ест конфеты у своих. Первой — раненую женщину. Франц, помоги фрау Ким.
Маренн спрыгнула на снег и вместе со Шлеттом приняла Раису, которую Крамер осторожно опустил с БТРа. Наталья тоже спустилась, все еще держа капельницу.
— Оставь, это уже не нужно, — Маренн отключила капельницу и вытащила трубку из катетера. Потом сняла катетер и замотала руку девушки пластырем.
— У тебя шприцы готовы? — Йохан тоже спрыгнул с машины. — Уже с лекарством?
— Да, — она кивнула.
— Давай, мы поможем. Времени мало. Русские совсем близко, они могут заметить нас и обстреляют раньше времени.
— На, держи, — она передала ему шприц с лекарством, сдернув пластмассовый наконечник. — Гауптману.
— Внутримышечно?
— Нет, подкожно, можно в бедро. Как обычно.
— Крамер, Франц, сделайте уколы майору, старику и этому солдату. Поживее, — Йохан склонился над Иванцовым. — Фрейляйн снайперу не надо? — спросил у Маренн с иронией. — А то сейчас очередь выстроится уколоть ее в бедро, а не в бедро — тем более.
— Нет, ей и так хорошо спится, — Маренн улыбнулась, осторожно ввела Раисе лекарство.
— Жалко.
— Как она? — напряженно спросила Наталья, присев рядом.
— Сказать трудно, — ответила Маренн. — Она все еще под воздействием морфия. Придет в себя не раньше, чем через полчаса или час. Но по опыту знаю, что положение ее серьезное. Очень важно не потерять время.
— Что нужно сделать? Скажите. Я поеду с ней в госпиталь. Я буду требовать, чтобы они делали, что вы скажете. Дойду до самого генерала Шумилова. Я не позволю ее загубить после всего того, что вы сделали для нее.
— Рану надо вскрыть и вычистить, — Маренн достала из саквояжа пластмассовый ящичек, положила использованный шприц, потом пододвинула его Крамеру. — Ханс, все использованное сюда. — Потом вытащила такую же белую пластмассовую баночку круглой формы и протянула Наталье. — Здесь таблетки, это антибиотик сульфаниламид. Сейчас я сделала ей укол, но там уколы уже делать будет некому. Будешь ей давать по две штуки каждые четыре часа и следи за тем, чтобы никто особенно не видел, как ты это делаешь. Сульфаниламид — дорогая и редкая штука, тем более что в ваших госпиталях его совсем нет. Будешь давать до операции и после. Вот еще тебе два пакета, — она снова заглянула в саквояж. — Будь осторожна. На обороте все написано по-немецки и здесь стоит маркировка «СС», видишь, заметят, придется объясняться.
— Что-нибудь придумаю, — Наталья кивнула с готовностью, пряча пакеты и лекарство в мешок Харламыча. — Это для чего?
— Это солевой порошок. Разведешь в теплой воде, на четыре литра. Дай ей выпить перед операцией, все. Это продезинфицирует кишечник. Я не знаю, как будет делать ваш хирург, но рану надо высекать широко. Трудно сказать на глазок, но от раневого канала сантиметров на пять-семь, не меньше. Так что шрам у нее будет серьезный. Кстати, если ребенок сохранится, в дальнейшем это осложнит роды. Надо будет делать кесарево сечение. Не допускай, чтобы они промывали рану водой, ни в коем случае. Только антисептик, хоть настой ромашки или еще какой травы, как тот можжевельник у Золтана, это пойдет. Раствор марганцовки, только очень слабый. И в основном — вокруг раны, саму рану мыть не нужно, в ней будет развиваться фибриновая восстановительная ткань, ее вымывать нельзя ни в коем случае. Никакого спирта — это гарантированный ожог. Если снова появится гной — ты видела, что я делала. Все вымывать очень тщательно и дезинфицировать. Если гной пройдет глубже — срочно вскрывать. После операции зашить наглухо. Запомни, если они не зашьют наглухо — перитонита не избежать. Рану лучше всего держать открытой, без давящих повязок. Сульфаниламид, обезболивающие, какие есть. Прикасаться к ране как можно меньше. Есть особенно не надо. Только пить. Пить как можно больше, лучше всего фруктовые соки.
— Какие соки, фрау Ким, — Наталья криво улыбнулась. — Дай бог, на чай с сухариком снизойдут. А что с остальными? С капитаном Иванцовым?
— С гауптманом? Его положение лучше, — Маренн подошла к капитану, проверила повязку. — И майора, кстати, тоже. Тот же сульфаниламид, промывание антисептиком, тоже лучше всего лечить открыто, чтобы поступал кислород. И, ради бога, никаких мазей. Мазь для них — это верный путь к тому, что они оба останутся инвалидами. Старику же и красноармейцу вообще больше ничего особенного не нужно. Достаточно того, что я сделала. Все остальное доделает природа, если ей не мешать. Ты запомнила? — она обняла Наталью, заглядывая ей в лицо. — Но может быть, все-таки со мной в Берлин?
— А Лизу расстреляют или отравят, а потом скажут, что у нее была саркома прямой кишки или что-то еще, чего не бывает? — Наталья грустно улыбнулась. — Нет, я не могу. Я не могу собственными руками отправить ее в лагерь.
— Хорошо, тогда обещай мне, — Маренн внимательно посмотрела на нее, — что больше духа твоего на передовой не будет. Все твои друзья сейчас отправятся в госпиталь, тебе больше не к кому будет приезжать, так что побереги себя. Ради меня. Ради того, чтобы в будущем мы встретились и снова были вместе. В любом случае, запомни, что весточку для меня о себе ты можешь оставить в Берлине, Грюнвальд, 59. Мы там живем с Джилл или в клинике Шарите. Если все кончится самым худшим образом для Германии, то тогда Париж, дворец де Монморанси в Версале. Там живет человек, который ничему не удивится и все мне передаст. Если я сама буду жива, конечно.
— Фрау Ким, я вас тоже прошу, — Наталья обняла ее, голос ее зазвенел от слез. — Берегите себя. Вы мне очень, очень близкий человек, другого нет, это правда. Просто никого больше нет.
— Я постараюсь, девочка моя, постараюсь. Мужайся, не рискуй собой понапрасну, не отчаивайся, как бы трудно ни было. Помни, у тебя есть мама. Просто она пока далеко.
— Штандартенфюрер, впереди большевики, — доложил Крамер, опустив бинокль. — Вон там, за елями.
Пайпер повернулся, тоже взглянул в бинокль.
— Что там? — Маренн подошла к нему.
— Пехота. Где-то рота или побольше. Окапываются. Они могут заметить нас. Надо уезжать. Все. Прощайтесь. Я так понимаю, что фрейляйн остается, — он посмотрел на Наталью.
Та кивнула.
— Да.
— Жаль. Но мы вас будем ждать в Грюнвальде. Вы запомнили?
— Да, господин офицер. Спасибо за коньяк. Спасибо за помощь.
— Ты тоже собираешься жить в Грюнвальде? — Маренн взглянула на него с любопытством. — С чего вдруг?
— Сейчас не до этого, — он качнул головой и протянул ей руку. — Поднимайся на машину. Крамер, дайте им очередь, надо привлечь их внимание, чтобы фрейляйн не пришлось тащить одной всех раненых да еще эту сонную снайпершу. Вы тоже, Натали, постреляйте нам вслед, для вида. Но только не попадите случайно.