Балаустион
Шрифт:
– Эльпиника?
Клеомед обернулся.
– О-о, сестрица! Ведь ты хотела только издалека посмотреть на несостоявшегося женишка, насладиться его унижением. А теперь, что же это, жалость проснулась?
– Не твое дело, изверг. Уйди, я хочу поговорить с ним!
Не обращая внимания на сестру, Клеомед обратился непосредственно к Леонтиску:
– Нет, все-таки непостижима душа женская! Вот подтверждение истины, что все бабы – дуры. Мужественные, благородные характеры их не привлекают, они им скучны! А вот если что подленькое, с гнильцой, да еще с соплями,
Сделав короткий шажок, Эльпиника влепила брату звонкую пощечину.
– Негодяй, ты будешь меня оскорблять? Я все расскажу отцу!
– Да ты что? – гневно вскричал Клеомед, подбегая к решетке (не настолько близко, правда, чтобы узник мог его достать). – Кого ты защищаешь? Не видишь, что ли, в кого он превратился? Неблагодарный выродок, изменник! Я говорил тебе, тогда еще говорил, что это низкий человек. И оказался прав!
– Ради богов, Клеомед!
– Клеомед, Клеомед! – заорал хилиарх в бешенстве. – Что – Клеомед? Великая Матерь, какая же ты дура! Капризная, избалованная дура! Взять бы ножны, да отхлестать тебя по белым похотливым ляжкам! Все, я ухожу. Оставайся с этим ублюдком, вытри ему сопельки. Мало он тебе тогда горя принес, курица тупоголовая!
С этими словами Клеомед, словно вихрь, промчался к выходу в коридор и исчез в темном проеме, на прощанье оглушительно лязгнув решеткой. Из сумрака донесся его злобный голос, обращенный к Миарму:
– Смотрите в оба. Шкуру спущу, ежели что…
Затопали, удаляясь, резкие, яростные шаги.
Глубокие карие глаза встретились с влажными темными.
– Здравствуй, Леонтиск, – в ее была лишь печаль.
– Я… рад тебя видеть, Эльпиника, – Леонтиску пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал. – Гм, ты стала еще красивее…
– Теперь ты бы меня не бросил?
Юноша опустил глаза, закусил губу.
– Прости. Ты ведь знаешь… я не мог остаться с тобой, я должен был уехать.
– Помню. Не мог или не хотел, какая теперь разница! Говорят, что время лечит раны, и телесные и душевные. Это правда. Я теперь вспоминаю наши … встречу и расставание без прежней боли.
– Ты, наверное, меня ненавидишь, – это было скорее утверждение, не вопрос. Леонтиск поднял ладонь к щеке. Лицо еще пылало от шквала пережитых эмоций.
– Нет, что ты, – она подошла к самой решетке. – Теперь уже нет, поверь. Мне очень жаль, что так получилось тогда, и, видит великая Покровительница, мне больно видеть тебя здесь. Я не верю тому, что они про тебя говорят…
Леонтиск встряхнул волосами.
– Госпожа, будь осторожнее, не подходи к решетке, – раздался из-за спины Эльпиники скрипучий голос Алкимаха. – Этот тип опасен, клянусь Эриниями. Он только что кинулся на твоего отца, и если бы не я…
Девушка резко обернулась. Мимолетное выражение мягкой задумчивости на ее лице сменилось природным выражением высокомерия.
– Кто позволил тебе, солдат, поучать меня, что мне делать, а что нет? – голос ее, отражаясь от каменных стен, звучал угрожающе.
– Но, госпожа Эльпиника… Он ведь на самом деле…
– Не
Вслед за звонкими словами последовала столь же звонкая пауза.
– Никак не могу, госпожа, – раздвинувшись в усмешке, тонкие губы Алкимаха обнажили скрывавшиеся за ними острые крысиные зубы. – Твой брат велел не спускать глаз с этого заключенного, ты сама слышала. А господин Клеомед Кимонид, – помимо того, что он твой брат, госпожа, – еще носит звание хилиарха городской стражи. Другими словами, является моим прямым начальником, и я, при всем уважении, не могу ослушаться приказа и оставить твою драгоценную персону наедине с этим ужасным преступником.
– Слишком длинная речь для ничтожества, – с презрением глядя на тощего стража, проронила Эльпиника. – Чего ты хочешь, мерзавец?
– Не понимаю, госпожа? – крысиные глазки подозрительно заблестели.
– Ты отлично понимаешь, о чем я, пройдоха! Мне нужно поговорить с этим человеком спокойно, без твоего зловонного присутствия. Сколько ты хочешь, чтобы пересмотреть свои моральные принципы и на время моей беседы убраться отсюда к демонам?
Лицо Алкимаха перекосила гадкая ухмылка.
– Э… хм… госпожа, лишняя пара-тройка монет никогда не помешает. Мы, стражники, народ бедный: жалованье скудное, другого прибытка никакого нет… Вам, богатым, не понять…
– Авоэ, будет плакаться! – неожиданно для себя Леонтиск заметил, что при этих словах Эльпиника удивительно походила на брата – та же неприятная интонация, такое же высокомерное выражение лица. – Быть по-твоему, доблестный страж: оставишь меня в покое – получишь золотой статер. Иди!
Алкимах не двинулся с места. Эльпиника, уже шагнувшая было к решетке, с удивлением снова обернулась к стражнику.
– Чего тебе еще? Почему ты медлишь? – в голосе девушки зазвучала неподдельная ярость. Судя по всему, она не привыкла к неповиновению.
Алкимах помялся.
– Видишь ли, в чем дело, госпожа, – начал он, нахально глядя ей прямо в глаза. – Мой дед, да будут ему покойно в царстве Аида, научил меня одному очень важному правилу: в любой сделке брать оплату вперед. Сама знаешь, какие сейчас времена – никому нельзя верить…
– Да ты что, хам? – Эльпиника задохнулась от негодования. – Не доверяешь моему слову? Да ты… Забыл, кто я такая?
Увидев, что негодяй воспринимает ее эмоции без особого страха, Эльпиника мгновенно переменила тактику:
– Клянусь Афиной-Покровительницей, получишь ты свои деньги. Но с собой у меня нет!
– Ну нет так нет! – развел руками Алкимах. Приставив копье к стене, он уселся на лавку и принял позу терпеливого ожидания. Стоявший у двери Миарм при виде такой гениальной и наглой игры товарища разинул от удивления рот.
Положив руки на пояс, Эльпиника с полминуты молча смотрела на невозмутимо ковырявшегося в ногтях Алкимаха.
– Ну, хорошо, – прошипела наконец девушка. – Я схожу за деньгами. Но, клянусь богами, я впервые встречаю такого наглого холуя!