Балкания
Шрифт:
Стефан все стоял на месте, никак не мог решить, в какую сторону пойти. Знал только, что не хочет на ту улицу, что между церковью и супермаркетом. Неожиданно для себя произнес вслух ее всплывшее вдруг в памяти название:
– Маточина…
– Нет, не Маточина! – раздалось из-за спины.
Он обернулся. На него смотрел седоголовый, крепкого сложения мужчина в фартуке:
– Маточина – это она раньше так называлась. Теперь – улица Свободы. Давненько, похоже, здесь не были. Добро пожаловать в Трен снова! – указал на один из незанятых столиков: – Присаживайтесь!
–
Пожилой официант легонько рассмеялся:
– В нашей крохотной столице сложно заблудиться! Впрочем, сейчас и сами местные путаются в новых названиях. Идешь и все время сомневаешься: на улицу Плюрализма тебе надо или все-таки на проспект Толерантности…
Стефан пригляделся к официанту:
– А вы давно в этом заведении работаете? Лицо мне ваше как будто знакомо.
– Давно! Всю жизнь при этом месте, – тоже пристально всмотрелся в лицо Стефана. – И мне кажется, что я вас когда-то видел… Здесь… С девушкой…
Они пожали друг другу руки. Еще раз пообещав вернуться, Стефан медленно пошел налево, судя по табличке, по улице Пятнадцати героев. Не помнил, но, похоже, и у нее раньше было другое название.
Он то шагал, то останавливался, узнавая и не узнавая дома, магазины, маленькие кафе во дворах: «Здесь точно никогда не был… А за этим столиком мы сидели, держались за руки и говорили, говорили, говорили…»
Стефан всматривался в лица, провожал взглядом как будто знакомых ли. Казалось, вот-вот – и навстречу выйдет… Что будет тогда? Сердце тревожно билось.
Он пошел быстрее, стараясь зацепиться за что-то взглядом, отвлечься от воспоминаний, но ноги его сами завернули в тот самый книжный магазинчик. На том же месте. Только мебель, окна новые. Книги со всех сторон в других обложках.
Пошарил взглядом по полкам. Не нашел. Спросил, как и двадцать лет назад:
– Не вижу «Сонеты» Петрарки. Есть у вас?
Молодой продавец с чем-то очень привлекательным в лице, а также с узелком волос на затылке и красной пластиковой сережкой в ухе развел руками:
– Петрарки в продаже нет!
Так же, как и двадцать лет назад…
Стефан повернулся было спиной к продавцу, а тот продекламировал вдруг:
– «В собранье песен, верных юной страсти,
Щемящий отзвук вздохов не угас
С тех пор, как я ошибся в первый раз,
Не ведая своей грядущей части.
У тщетных грез и тщетных мук во власти,
Мой голос прерывается подчас,
За что прошу не о прощенье вас,
Влюбленные, а только об участье.
Ведь то, что надо мной смеялся всяк,
Не значило, что судьи слишком строги:
Я вижу нынче сам, что был смешон.
И за былую жажду тщетных благ
Казню теперь себя, поняв в итоге,
Что радости мирские – краткий сон».
Удивленный Стефан снова повернулся к довольному произведенным впечатлением юноше:
– Здорово! – и почему-то спросил: – А Библия у вас есть?
Парень покачал головой:
– Что вы, давно закончилась.
– Сторнации?..
– Ну да! – лицо парня несколько напряглось. Он недовольно поморщился, затем махнул было рукой, но тут же его глаза радостно блеснули: – «Око за око, зуб за зуб»… «Не судите, да не судимы будете»… «Время разбрасывать камни, и время собирать камни»…
Стефан усмехнулся:
– Это я тоже знаю…
Еще раз посмотрел на привлекательное лицо молодого человека и шагнул за порог книжного магазинчика, продолжил свой путь по той же улице. Вскоре трехэтажные многоквартирные дома закончились, и начались особняки с личными земельными участками. Во дворах слышались детские голоса, кто-то чем-то стучал, где-то негромко играла монотонная балканская музыка, резавшая с непривычки слух пронзительной гайдой – местной волынкой. Пахло инжиром, домашней выпечкой, свежевыстиранным бельем, которое сушилось за невысокими заборами.
Редкие прохожие расслабленно проходили мимо, добродушно приветствовали на балканском, как соседа или знакомого:
– Здраво!
Стефан отвечал тем же, стараясь спрятать акцент, чтобы не вызвать удивление, не разрушить эту спокойную местечковую атмосферу:
– Здраво!
Прошел еще немного, и улица совсем опустела, поэтому, поворачивая в переулок, чтобы двинуться обратно к центральной площади, заметил фигуру идущего за ним в полусотне шагов мужчины. Не присматривался, идет себе человек и идет, но удивился, когда, выходя на улицу, которая должна вывести его к театру и церкви, снова увидел того позади. Едва ли здесь еще кто-то праздно прогуливается… Или действительно им по пути?
Мужчина шел со скоростью Стефана: не отставал и не обгонял. Пришлось остановиться, чтобы как бы завязать шнурок на ботинке и рассмотреть шедшего следом. Но и мужчина остановился. Причем остановился в тени дерева, за стволом – так, что разглядеть его хорошенько было просто невозможно.
Стефан вышел на также довольно-таки знакомую ему улицу Святого Иосифа и прочитал на одном из домов уже другое название – Новой демократии. Современных домов на ней не прибавилось, но какими большими стали деревья! Разросшиеся ветвистые черешни и сливы. Раскидистые орехи, крепко вцепившиеся корнями в землю. Только чинара, кажется, осталась той же. Этому дереву, говорили, больше пятисот лет. ЧтО ей еще два десятка!
В трехэтажках наглухо закрыты окна. От солнца? Людей совсем нет. Улица, в отличие от той, с которой он только что вышел, как будто затаилась. Стефан оглянулся: мужчина по-прежнему шел за ним. Кто и зачем будет делать такой крюк? Очевидно, что следят именно за заезжим гостем. Благодушное настроение покинуло Стефана. Он вспомнил записку: «Уезжай туда, откуда приехал!» Марк, прочитав ее, сказал: «Да, тут еще осталось несколько… староверов… Эти только и могут что – пугать. На большее они не способны…» Может быть, на большее они действительно не способны. А если способны? Доверять Марку смешно…