Балканский рубеж
Шрифт:
– А мы в зале в этом будем? – крикнул он в спину Лерику.
– Обижаете, товарищ майор! Следуйте за мной!
Лерик провел Шаталова в отдельный кабинет, где их встретила относительная тишина и небольшая компания. За столом ближе ко входу ссутулился типичный клерк предпенсионного возраста – по крайней мере, Шаталов так представлял себе клерков – сальные
Лерик с удовольствием показал на нее:
– Познакомься, Шатай, это Рита! Рита… не, не буду будить, болтливая – не заткнешь! А это наш Семен Аркадьевич…
Клерк задергался, сунул портфель под мышку.
– Да я поеду, пожалуй, Валерий Дмитриевич! У вас, вон, гости, разговоры, мне зачем? А про залоговую схему подумайте, дело стоящее.
Он неуклюже выбрался из-за стола, кивнул Шаталову, пожал Лерику локоть и протиснулся мимо них из кабинета. Лерик усадил Шаталова за стол, протянул руку за чистыми рюмками и бутылкой. Кивнул в сторону вышедшего Семена Аркадьевича:
– Упырь! Знаешь, как Дуремар, весь какой-то скрюченный, хлюпающий. Но хорошо, что наш упырь! Советская школа, Плехановский, фокусник, каких поискать. Их у меня целый взвод, ха-ха! Сидят такие, как Туполев в шараге, и творят!
– Что творят-то хоть? – Шаталов смотрел, как Лерик отточенным движением опрокидывает запотевшую бутылку в одну, потом другую рюмку.
– Вопрос в корень, Шатай! Мне тоже иногда кажется: не понимаю, что творят! Штуку баксов, допустим, в клювике приносят, а сколько при этом в карман кладут – даже думать противно! – Протянул рюмку. – Держи, за встречу! Горячий привет от мексиканских индейцев. Мескаль – пробовал? Хит сезона: пьется с лимоном, солью, потом научу. А на дне червячок вместо знака качества – красота! А сейчас – давай!
– Может, не надо – червячка? – уточнил Шаталов.
– Да не дрейфь, Дрюх, плохого не посоветую!
Зачлось за тост – чокнулись и выпили.
– Значит,
– Да я вроде не за лампасами…
– О! А зачем, Шатай? За пулей в задницу, что ли?!
Шаталов отвел глаза, пожал плечами. Лерик деловито пополнил рюмки.
Они дружили с первого класса и были при этом полной противоположностью друг другу. После школы их подраскидало, но друзья снова нашлись в девяносто четвертом – уже в Москве. Годом позже Шаталов получил направление в боснийский контингент. Еще пару лет корова языком слизнула. В девяносто седьмом Лерик появился сам, очень помог Шаталову с похоронами отца. Теперь вот – опять сидит рядом. Балагурит, хохмит, не унять. Без Лерика вообще было бы невыносимо.
Час спустя вместо мескаля на столе оказалась водка. Лерик ел, поглядывая на захмелевшего одноклассника. Шаталова, по меткому выражению капитана Воронова, «пробило на патриотизм»:
– Никогда не задумывался, Лерик, как начинаются войны? Сначала кажется, что все решится миром. Что – да! – есть конфликт, но не убивать же друг друга из-за спора. А потом так – раз! – и понеслась! И когда приходим мы, уже поздно. Сражаемся с последствиями, а не с первопричиной.
Рита что-то сонно пробормотала. Лерик заулыбался, глядя на нее:
– Хорошенькая, а, Шатай? Двадцать два, последний курс – не помню только, чего. Танцует… как зажигалка!
– Понимаешь, там три стороны было. И религиозная почва, это самое тяжелое. Хорваты – католики, сербы – православные, а бошняки – вообще мусульмане. Но ведь договорились уже, как жить вместе. Оставалось только подписи поставить. Тут один едет в посольство к этим. Заокеанским, звездно-полосатым. Возвращается – словно подменили. Передумал, понимаешь? Передумал! А на другой день в Сараеве снайпер валит двоих штатских…
Конец ознакомительного фрагмента.