Балканы. Красный рассвет

Михайловский Александр

– Мы тоже много об этом думали, – сказал Сталин, пройдясь по кабинету туда-сюда, – но пока не пришли ни к какому определенному выводу. Понятно только то, что нужен какой-то контролирующий орган, задача которого – содержать партию в моральной и идеологической чистоте, не скатываясь в догматизм. Но тридцать седьмой год показал, что будет, если доверить эту функцию карательным органам и оставить их без надлежащего внешнего контроля. Получается замкнутый круг. Партия должна контролировать органы, а те, в свою очередь, обязаны контролировать партию. Но скажите, товарищ Иванов, чем конституционная монархия может помочь решить эту проблему партийного строительства?

«Так-то оно так, – подумал Сергей Иванов, – вот только вот народ в этой схеме куда-то потерялся. Наверное, потому, что, пока не доходит до точки

кипения, этот народ предпочитает безмолвствовать и даже в самой наидемократичнейшей системе в значительной части уклоняется от высказывания своего мнения даже через прямое тайное голосование. Но об этом сейчас говорить не стоит. Товарищ Сталин не поймет, потому что считается, что партия состоит из лучших представителей этого самого народа и управляет страной в его интересах. Плесень там пока что скромно прячется по темным углам, по крайней мере, до тех пор, пока у государственного штурвала стоит этот невысокий рыжеватый грузин с желтыми тигриными глазами.»

– Наличие-отсутствие конституционной монархии или, к примеру, президентского поста вовсе не решает вопросы партийного строительства и контроля за органами госбезопасности, – сказал он вслух. – Для этого необходимо иметь другие механизмы. В данном случае сохранение конституционной монархии в полном соответствии с первоначальной Тырновской конституцией до минимума снизит сопротивление социальным преобразованиям со стороны традиционно настроенной части общества. И в первую очередь, со стороны самого царя Бориса, который является довольно незаурядной личностью и одновременно трагической фигурой. И статус конституционного монарха должен касаться только лично царя Бориса (как человека, сумевшего привести свою страну из вражеского лагеря на нашу сторону), но ни в коем случае не его наследника. И вообще, советская форма конституционной монархии должна быть сугубо временной формой государственного управления, предназначенной для царей, королей и прочих шахов, которые добровольно введут свои государства в состав Советского Союза…

– Говоря о таком, помимо Болгарии, вы, очевидно, имеете в виду Румынию и Персию? – хмыкнул Вождь.

– Именно так, – согласился Сергей Иванов. – Персидский шах Реза Пехлеви, в результате действий вашего преемника выпавшего из орбиты советского влияния, превратился в жестокого диктатора и верного слугу мирового империализма, а в Румынии, где монархию устранили через плебисцит, в итоге уже советская система выродилась в диктатуру Николае Чаушеску. Если этнокультурная доминанта какого-либо народа предусматривает подчинение одному лидеру, то у него этот лидер будет, как бы ни называлась эта должность. В противном случае мы имеем коллегиальное управление – совет старейшин и пляски под тамтамы. И тогда страной начинает управлять безликий «Комитет Пятисот», в котором никогда нет однозначного мнения и в котором никто ни за что не отвечает. Закономерно, что дело обычно заканчивается или развалом, или делегированием полномочий какому-нибудь первому консулу, лорду-протектору или верховному главнокомандующему…

Выслушав это, Верховный усмехнулся рыжие усы.

– Мы понимаем, кого вы имеете в виду, товарищ Иванов, – сказал он, – и можем заверить, что никогда не стремились к этой должности.

– То есть, – сказал его собеседник, – товарищи из ЦК были согласны, надувая щеки, играть в коллегиальное управление, но как только запахло паленым, они тут же вручили вам бразды правления и умыли руки, снимая с себя ответственность. Вам – потому что больше было некому. Ни у кого больше не нашлось ни достаточного умения, ни мужества и оптимизма, чтобы в такой тяжелый момент встать за штурвал государства. В сытое и спокойное время вскарабкаться на трон рвется каждый дурак, а вот когда грохочут пушки и в выбитых окнах воет штормовой ветер, то далеко не каждый согласен брать на себя ответственность.

Сталин кивнул и неожиданно спросил:

– А этот царь Борис – как он вам показался при личной встрече? Стоящий человек или такое же пустое место, как наш последний царь Николашка?

– Болгарский царь Борис, – сказал Сергей Иванов, – не такой отчаянный боец, как товарищ Сталин, но и не такое пустое место, как царь Николай Второй. Как раз заготовка на конституционного монарха, который действует только исключительно в рамках своих монарших прерогатив. К

личной власти не стремится. Нынешний премьер-министр Богдан Филов, идейный нацист, гитлерофил и мерзавец, набрал себе столько полномочий, что вполне серьезно носит прозвище «царь-заместитель». Но власть нынешнего правительства будет длиться ровно до тех пор, пока царь Борис не решится сменить флаг. За ним, в смысле за царем Борисом, стоит патриотическая офицерская организация «Звено». В нашем прошлом после его смерти эти люди не стали поддерживать регентов, а присоединись к антифашистскому Отечественному фронту. Именно организация «Звено» в нашем прошлом осуществила переворот сорок четвертого года, который вывел Болгарию из фашистского блока и присоединил к антигитлеровской коалиции. Пока царь Борис жив, без его команды эти люди не шевельнут и пальцем. Кстати, действующая болгарская конституция – это весьма демократичный документ, дающий народу право вынести неудачному монарху вотум недоверия, заменить его наследником или избрать на его место совершенно постороннего человека. Прижизненная отставка монарха в болгарской политической системе не является чем-то особенным. Сам Борис заступил на место своего отца после того, как царя Фердинанда отстранили от престола и попросили убираться восвояси в свой родной Кобург.

– Ну что же, товарищ Иванов, – сказал Верховный, – теперь ваша позиция полностью понятна. Есть мнение, что мы можем на какое-то время отклониться от некоторых догм и попробовать в виде эксперимента сохранить в Болгарии ненаследуемую конституционную монархию. Разумеется, только в том случае, если болгарский царь и верные ему люди сами отринут союз с гитлеровской Германией и присоединят свою страну к Антигитлеровскому альянсу. А потом мы посмотрим на его поведение. Будет вести себя правильно – процарствует долго, как английская королева [14] , а если нет – мы его тут же абдиктируем к чертовой матери.

14

Товарищ Сталин имеет в виду королеву Викторию.

– Кстати, товарищ Сталин, – сказал вдруг Сергей Иванов, вспомнивший, что советский вождь не любит недомолвок, – а ведь вы были правы. Царь Борис действительно попросился под руку Российской Федерации, в чем ему было отказано, так как мы не ищем здесь себе удела. Защищать здешнюю Болгарию от Турции мы будем, а вот брать ее под свое покровительство – нет.

Еще пятнадцать минут спустя, там же.

Когда Сергей Иванов ушел, Верховный Главнокомандующий задумался. Конституционная монархия для Болгарии, если ее царь будет лишен реальной власти – это так, мелочи. Гораздо серьезнее тот вой, который поднимется в ЦК, когда станет известно, что он пошел на столь вопиющее нарушение марксистских догм. Марксистов-практиков там мало, а догматиков, наоборот, много.

А ведь опасность совсем в другом. Вот уже семь месяцев его люди и люди Лаврентия по ту сторону Врат ищут ответ на главный вопрос: почему рухнула система социализма, обеспечившая стране исторический рывок от лаптей и сохи до ядерного оружия и космических ракет, пережившая тяжелейшую войну и восстановившая страну из руин? Что пошло не так, каких ошибок следует избегать и что еще следует сделать для того, чтобы первое в мире государство рабочих и крестьян стало богаче, сильнее и краше, чтобы преимущества системы социализма могли сказаться в полной мере, а недостатки по возможности были устранены?

И ведь правильно заметил товарищ Иванов: Россия по своей сути монархия, поэтому личность императора, генерального секретаря или президента после какого-то времени буквально впечатывается в государство. При нем, Сталине, это один Советский Союз, величественный и грозный. Но что будет, если его преемник, подобно Никитке, пустит в распыл все нажитое: политический авторитет, военную мощь, государственную безопасность и ту неуловимую нематериальную субстанцию, что позволяет людям ощущать советское государство своим. Девяносто первый год, если посмотреть на все процессы внимательно, начался сразу после его, Сталина, смерти в пятьдесят третьем году. Это именно тогда по, казалось бы, монолитному телу партии и государства побежали первые трещины…