Баллада о Максе и Амели
Шрифт:
Макс помолчал несколько мгновений в ожидании, что я опять что-нибудь скажу. Но я ничего не сказала. Тогда он продолжил свой рассказ:
– В этом сне я был коричневым курчавым терьером с черной спиной. Меня звали Ровер, и моим хозяином был капитан английского торгового флота.
Мне очень хотелось спросить, что такое «терьер» и что Макс имел в виду под словами «Ровер», «капитан», «английский» и «торговый флот», однако я промолчала.
– Он взял меня в свое долгое путешествие на какой-то остров, находящийся в южном море. Когда мы туда прибыли, я стал сопровождать своего хозяина на суше. В гавани мы проходили мимо мешков,
– Ты перестал быть ему верным?
– И стал верным тебе.
– Мне?
– Мы с хозяином шагали по улочкам города мимо маленьких цветных домов, большинство из которых были красными или желтыми – лишь один был синим, – пока хозяин не уселся за стол и не сказал какому-то мужчине принести ему мяса, которым он со мной потом поделился. Оно было восхитительным на вкус. Слопав мясо, я улегся под стол и хотел закрыть глаза, потому что их слепило солнце, но тут вдруг мой нос учуял слабый – еле заметный – приятный запах. Он исходил от тебя.
– Откуда ты знаешь, что это была я?
– От тебя пахло точно так же, как тогда, когда мы спасались бегством от человека в маске ворона.
– Пахло страхом?
– Нет. У тебя в тот момент не было никакого страха. Это был твой собственный запах. Очень приятный.
Приятный. Я невольно задалась мыслью, пахнет ли от меня так и сейчас.
Я, однако, не решилась его об этом спросить. Это было бы смешно. Мой запах не нравился никому.
– Ты мне совсем не рассказывал о том, чем от меня пахло в твоем первом сне, – сказала я.
– Пахло страхом перед человеком в маске ворона, страхом за саму себя, страхом за наших еще не родившихся детенышей…
– У нас нет никаких неродившихся детенышей! – возразила я.
– А в том сне были. Запах страха оттеснил все остальные запахи. Поэтому я тебе о них не рассказывал.
– А этот новый сон не был страшным? – с надеждой спросила я.
– Был, но лишь частично, – ответил Макс.
– Помни о том, что ты намеревался рассказать мне только хорошую его часть.
– Сначала хорошую, а потом и все остальное.
– Нет, только хорошую!
– Ну ладно. Я почувствовал твой запах, вскочил и бросился бежать. Мой хозяин крикнул, чтобы я вернулся. И мне следовало его послушаться…
– Ты слушался людей? – снова перебила я его.
– Да, конечно.
Не важно – во сне или в жизни, – но Макс подчинялся людям. Я не могла поступить иначе, кроме как счесть его из-за этого слабаком.
– Я никогда не буду слушаться людей, – заявила я и затем добавила: – Я никогда не буду слушаться вообще никого!
Вчерашний день, когда компанию мне составляли лишь Макс да надоедливая птица, был первым днем в моей жизни, когда я никому не подчинялась. Ни маме, ни Грому. Я заметила, что могу дышать привольнее. Мне на грудь ничего уже больше не давило. Не давило то, что раньше мешало мне дышать. Однако лишь сейчас я осознала, что раньше мне на грудь что-то давило. Я ведь раньше даже и не подозревала, что такого давления может не быть.
Макс посмотрел на меня, размышляя, видимо, над тем, каким образом ему следует отреагировать
– Когда я снова окажусь у себя дома, я с удовольствием буду слушаться хозяйку, хозяина и Лилли.
Теперь наконец-то стало понятно одно: если мы когда-нибудь разыщем его дом, он уж точно не станет моим домом. Не только потому, что эти люди не захотят терпеть рядом с собой такую вонючую и изувеченную собаку, как я, но и потому, что я никогда не соглашусь слушаться их, какую бы удивительную еду они мне ни предлагали.
– Я побежал по узким улочкам, на которых было очень жарко. Я бежал мимо еще более маленьких и еще более цветных домов. Перед их дверьми сидели в тени люди. Некоторые что-то ели. Другие – пили. Большинство – дремали. Мой хозяин бежал вслед за мной. Бежал он довольно быстро, если сравнивать его с другими людьми, но не так быстро, как бежит пес, учуявший такой приятный запах, как у тебя.
«Приятный запах», – вздохнула я.
– Я пробежал по улочке, на другом конце которой я натолкнулся на пальмы и песок. Это был пляж – прекрасный, как само небо. Нет, он был даже прекраснее неба, потому что на нем – у кромки воды – лежала ты.
– Ага, – усмехнулась я.
Слово «прекрасный» по отношению ко мне звучало попросту смехотворно.
– Ты была очень щуплой, и тело твое было меньше, чем сейчас. Твоя шерсть была более светлой – светлее песка, почти белой, а мордочка длинной, – рассказывал, как зачарованный, Макс.
Хотя выражение его глаз в этот момент показалось мне не менее смехотворным, для меня было весьма необычно, что меня воспринимают подобным образом. Необычно, но приятно. Настолько приятно, что я не смогла этого выдержать и отвела взгляд в сторону.
– А у меня были… – начала было я, но тут же замолчала.
– Оба глаза?
– Да…
– Да, у тебя были оба глаза. Они весело поблескивали, как роса при свете солнца.
Уже одного этого хватило, чтобы я окончательно сконцентрировала все свое внимание на описании его сна.
– Ты лежала и дремала. Однако когда я залаял, ты тут же проснулась. И залаяла мне в ответ. Ты как будто сразу меня узнала. А я – тебя. Мы до этого еще никогда друг друга не видели, но мы друг друга знали! И мы побежали навстречу друг другу. Однако еще до того, как мы смогли поздороваться, до меня донесся сзади крик моего хозяина: «Иди сюда! Сейчас же иди сюда!» Однако я его не слушал. Мы обменялись приветствиями и уже не могли друг от друга оторваться. Мой хозяин мог бы меня схватить, ударить. Так поступали другие хозяева, когда их собаки их не слушались. Они били своих собак палкой. Или ремнем. Все это я уже видел. Однако мой хозяин меня еще никогда не бил. И сейчас он этого не сделал, хотя я и стал таким непослушным. Когда мы закончили друг друга приветствовать, я посмотрел на него. И он понял, что я хочу навсегда остаться рядом с тобой. Рядом с тобой, а не с ним. При этом я еще совсем недавно был абсолютно уверен в том, что не брошу его до самой своей смерти. Или его смерти. Мне стало совестно. Он потерял свою жену, детей у него не было, и вот единственное живое существо в его жизни, которое он любил и которое любило его, вдруг захотело уйти от него к какой-то незнакомой самке. На острове, который не был Англией. Хозяин погладил меня по спине и сказал: «По крайней мене, хоть один из нас двоих будет счастлив в своей жизни».