Баллада о сломанном носе
Шрифт:
Больше мама Августа не успела ни о чем спросить — Август протянул мне ладонь.
— Договорились, — сказал он.
Я поспешил пожать руку Августа, чтобы помешать его маме заговорить.
— Значит… теперь все в порядке? — спросила бабушка.
— Похоже на то, — ответила мама Августа.
Как принято у взрослых, бабушка и Августова мамаша обменялись любезностями. Я заметил, что не званная нами гостья старается заглянуть в нашу квартиру — ей, похоже, было интересно, как живется в трущобах. Никаким нормальным родителям не захочется, чтобы их дети
После их ухода бабушка спросила, правда ли все, о чем говорилось.
— Да.
— Ох, как же давно я училась в школе…
Сидя в трамвае по дороге в больницу, я смотрел в окно. Папа, Гейр, мое выступление — от этого любой бы задергался, но у меня внутри было пусто, словно в спортивном зале после уроков. Мне никак не удавалось собраться с мыслями. За окном проплывали дома и люди, собаки и машины, но я ни на что не обращал внимания. Я словно вообще ничего не видел.
— Ты что-то все молчишь, — заметила бабушка.
Я улыбнулся ей. У нынешнего дня пока есть все шансы стать лучшим в моей жизни. На это и нужно настраиваться.
По дороге от остановки до больницы я спросил:
— Можно сперва я один зайду к маме?
— Ну конечно, если хочешь.
— А ты приходи чуть попозже. Мне хочется поговорить с ней… наедине.
— Конечно, так и сделаем. Посижу немного на солнышке, погреюсь.
В моем животе вдруг все сжалось: зря я наврал бабушке. Но, расскажи я ей о папе, она засыпала бы меня вопросами, ответить на которые у меня вряд ли хватит смекалки.
Бабушка уселась на скамейку, а я направился к входу. Папу я видел еще с улицы — он кругами расхаживал по больничному холлу с огромным букетом в руках.
— Привет, — поздоровался я, раздумывая, можно ли мне сегодня его обнять.
Его, похоже, тоже мучили сомнения на этот счет, поэтому мы вновь лишь обменялись рукопожатием. Папа заговорил о том, как сложно выбирать цветы — ведь, говорят, за каждым из них закреплено определенное символическое значение: какие-то приносят только на похороны, другие дарят, когда хотят сделать признание в любви. А ему просто хотелось принести красивый букет, без всякого подтекста. Так что на всякий случай он купил разных цветов.
— Красивые, — сказал я, чтобы закрыть эту тему: честно говоря, мне было не до цветов.
На папином лбу выступили капельки пота. Он оправил рубашку и с такой силой высморкался, что щеки его покраснели.
В регистратуре сказали, что мама лежит в 117-й, и мы решили, что папа пока подождет в коридоре. Я бесшумно вошел. Мама не спала. «Привет», — обрадовалась она, увидев меня. Голос ее, хотя и веселый, отдавал усталостью. Как бы мама ни бодрилась, утомление и слабость скрыть ей не удавалось.
— Как прошла операция? — спросил я.
— Хорошо. Теперь надо привести себя в порядок. Я сброшу вес и со временем
— Может, лучше решать проблемы поочередно, не все сразу.
— Если я найду постоянную работу, то попрошу своих нанимателей поручиться за меня, чтобы удалось снять квартиру получше и в другом районе. Главное теперь — выбрать, где ты хочешь жить.
Я уселся на краешек ее кровати.
— Мама… Мне нужно с тобой поговорить.
— Что?
— О папе. О Джоне Джонсе. Я решил его найти.
— Барт, хороший ты мой, у твоего папы очень распространенное имя…
— Но что, если…
— Я прекрасно понимаю, как тебе хочется отыскать его. Но ты разочаруешься. Пожалуйста, обещай мне, что прекратишь это…
Я вскочил, не дослушав:
— Погоди секундочку… — И я бросился к двери. Высунувшись в коридор, я подозвал папу, и тот медленно шагнул в палату, прикрываясь букетом, словно щитом. Мама растерянно глянула на меня.
— Привет, — сказал папа и положил букет на кровать.
Мама, хотя еще не пришедшая в себя после операции, ослабевшая — да и таблетки давали о себе знать, — тем не менее энергично выпрямилась и отодвинулась подальше от папы.
Он протянул ей руку:
— Меня зовут Джон Джонс. Кажется, мы встречались… раньше.
Мама словно привидение увидела. Не обращая внимания на протянутую ей руку, она изумленно смотрела на меня:
— Кто это?
— Это… папа… — ответил я, чуть было не добавив «кажется». Но мне страшно хотелось убедить маму, что это действительно он. Ведь люди меняются с годами. Пусть даже с первого раза их трудно узнать — на то может быть куча причин. Ну ничего, сейчас он напомнит маме про красный велосипед… Джон Джонс, конечно, не самое редкое имя — но только не в Норвегии. Здесь так мало кого зовут.
— Барт, мне надо с тобой поговорить, — серьезно сказала мама.
Джон Джонс так и стоял посреди палаты.
— Он тебе цветы принес, — проговорил я.
— Может, мне лучше… — Папа кивнул на дверь.
— Да, вы пока, пожалуйста, выйдите, — согласилась мама.
Джон Джонс направился к дверям. Мне хотелось, чтобы он остался, ведь от папы-то нам скрывать нечего. Он часть нашей семьи. Ясное дело, маме с этим непросто смириться. И вообще глупо было ожидать, что она сразу обрадуется, увидев папу. Особенно сейчас, когда еще не окрепла после операции. А может, они и прежде часто ссорились? Ведь я многого не знаю. Может, Джон Джонс бросил маму ради другой девушки?..
— Иди сюда, — и мама похлопала рукой по кровати.
— Я лучше тут постою, — решил я.
— Как ты его нашел?
— По интернету.
— Я так и думала, что рано или поздно ты займешься этим. Но я полагала, что ты мне расскажешь, и тогда я, скорее всего, смогу тебя остановить.
— Но я же разыскал его. Вот он — стоит за дверью! Это Джон Джонс, и он помнит твой красный велосипед с корзинкой на руле.
— Его зовут не Джон Джонс.
— Но он сказал, что его зовут… Ты о чем это?