Баллада о сломанном носе
Шрифт:
— Имя твоего папы — не Джон Джонс. Я это просто выдумала.
Комната стала вдруг маленькой и тесной. Я отступил на несколько шагов, подальше от мамы.
— Но он… он же сказал…
— На самом деле твой папа мне довольно плохо запомнился. В те времена я много пила и…
— Он помнит твой красный велосипед… — тихо сказал я.
— Это не он. К сожалению.
Ее слова эхом отозвались у меня в ушах, а звуки мячиками запрыгали в голове. «К сожалению»…
— Я придумала это имя — Джон Джонс, потому что оно иностранное и такое распространенное,
— Но что, если… — Я умолк. Мужчина за дверью мог оказаться моим папой, однако шансы на это были настолько малы, что это не считалось. Такие крошечные шансы никого не интересуют.
Мама криво улыбнулась и протянула мне руку. Я отпрянул и наткнулся на холодную стену, от которой по моим голым рукам побежали мурашки. До меня вдруг дошло, что Джон Джонс — просто немного грустный человек, позабывший всех женщин, с которыми некогда встречался. И ему хотелось бы вдруг найти сына, которому нужен отец. Сына, который наполнил бы смыслом его жизнь, которая, похоже, получилась не такой, как он ожидал.
Я резко развернулся и вышел в коридор. Мама слабо окликнула меня.
Я подошел к Джону Джонсу.
— Спасибо, что вы хотели стать моим отцом. Но, похоже, это не вы, — и я зашагал прочь.
— Но… приятно было с тобой познакомиться, — крикнул мне вслед Джон Джонс, — к сожалению, я не помнить твоя мама.
Я спустился по лестнице и выбежал на улицу, к бабушке.
— Можешь идти, — сказал я.
— А ты куда?
— В школу.
— Мы же вместе туда собирались.
Но я уже бежал к трамвайной остановке.
Во дворе школы я остановился и огляделся. Этот день по-прежнему может стать удачным. Совсем ужасных дней вообще не бывает. Главное — отыскать это хорошее, откопать его. Пускай начало не самое веселое, но у меня еще есть все шансы откопать золотой слиток. Или еще что-нибудь блестящее.
Народ вокруг радовался. Эти выиграли в футбол. А вон тот встретился со старым другом. А кто-то еще нашел своего отца.
В школьном дворе я остановился. Вокруг никого не было. Школа была пуста и мертва. «Кстати, о смерти!» — вспомнил я вдруг. Что это я тут топчусь? Мог бы и к Гейру в больницу заглянуть. Если он еще жив…
Неудивительно, что всякие размышления вгоняют людей в тоску.
— Хорошо, что ты пораньше пришел! — воскликнул кто-то за моей спиной.
Я обернулся и увидел широко улыбающегося учителя Эгиля.
— Ой, добрый день!
— Как твой голос?
— Все в порядке.
— Я хотел уточнить… — Учитель запнулся, видимо подбирая нужные слова. — На той записи… Ведь это ты поешь, правда?
— Да.
— Отлично! Я просто для ясности… Ведь вчера на репетиции тебя не было.
— Послушайте… А что, если я… — Теперь подыскивать слова приходилось уже мне, а они почему-то то и дело вылетали из головы.
— Что?
— Вы любите бокс?
— Бокс? Ничего не имею против бокса. А почему ты спрашиваешь?
— Ну…
Мобильник у меня в кармане зажужжал и затренькал. Я вытащил его и увидел, что звонит Кристиан.
— Простите, мне надо ответить, — извинился я и отошел в сторону. Учитель понимающе кивнул и направился в школу.
— Алло.
— Привет, Барт, что делаешь?
— Да вот в школу пришел.
— Ну, круто. Круто… — Он на секунду умолк. — Слушай, тут кое-что случилось…
— Что случилось?
— Да Роберт — у него в семье проблемы и ему пришлось уехать, а один я на ринг выйти не могу.
— Ты просто обязан прийти!
— Фигня какая-то получилась, ты уж прости… Но в одиночку мне этого не осилить.
— Но… что же мне делать тогда?
— Я бы только испортил все. Но вот если кто-то к тебе полезет, ты скажи — я приду и набью ему рожу. Обещаю.
Во рту у меня пересохло. Будь у меня деньги, я бы с радостью заплатил Кристиану.
— Но Кристиан…
— И к тому же у меня свидание.
— А-а… ясно.
Мы попрощались, и я нажал на отбой. Я стоял на школьном дворе один. Словно на необитаемом острове. За оградой гудели машины. С тротуара доносились голоса прохожих. Где-то совсем вдалеке кричали дети. Но на моем островке был только я.
А кому нужен остров, на котором никого нет?
Я окинул взглядом школу. Она казалась больше, чем обычно. Не нравится мне эта школа. Чересчур большая, и от нее одни неприятности.
Я прошел через двор и вошел в ту же дверь, за которой за несколько минут до меня скрылся учитель. Затем я поднялся по лестнице на второй этаж, подошел к окну и широко распахнул его. Внизу я увидел женщину с коляской, мальчишек на велосипедах и мужчину с тростью, направлявшегося в магазин.
Я вдохнул — глубоко-глубоко. И где-то в самой глубине моего тела родилась музыка. Из горла вырвался звук. Громкость я прибавил до максимума. Люди начали оборачиваться. Они смотрели на школу и видели меня в окне. Я пел во все горло, и казалось, будто звук даже слегка вибрирует. А потом что-то произошло — и случилось это внезапно. Словно кто-то ударил вдруг по моему голосу мечом — звуки рассыпались и смешались.
Мальчишки на велосипедах засмеялись. Дама с коляской зашагала дальше. И лишь старик не сдвинулся с места и стоял, прислушиваясь к какофонии звуков. Я замолчал. Продолжать смысла не было.
— Барт… — раздался за спиной хорошо знакомый голос.
— Да, — откликнулся я, не оборачиваясь.
— Э-эхм… Я… Я слышал, как ты… поешь, — сказал учитель.
— Угу.
— Может, тебе все же не стоит сегодня выступать на празднике?
— Может, и не стоит.
— Ничего страшного не случится. У нас и так достаточно номеров. И праздник получится просто отличный.
— Это правда мой голос на той записи.
— Да-да, конечно, но… В зале будет много народу и…
— Я могу не выступать.