Бальмонт
Шрифт:
Катя до конца жизни будет для Бальмонта Беатриче. Она станет настоящей женой, она останется и самым любимым человеком, несмотря на то, что у него появятся новые любови, влюбленности, увлеченности, дети от других женщин. Образ Катерины-Беатриче, как прекрасное видение прошлого, не случайно возникнет в последней поэтической книге Бальмонта «Светослужение» (1937).
Сочетаться законным браком Бальмонту и Кате мешали два взаимосвязанных обстоятельства: решение Синода, запрещавшее ему второй церковный брак, и сопротивление ее матери, не мыслившей брак дочери без венчания. Между тем Бальмонт страстно хотел быть с той, которую любил.
Летом 1895 года Катя вместе со старшей сестрой и братом уехала в Швейцарию, в санаторий Уетлиберг близ Цюриха. Было условлено: встречаться в это время она и Бальмонт не будут. Но, несмотря на договоренность, Бальмонт отправился к ней, сначала побывав в Одессе, а затем выехав в Швейцарию через Вену. Свою поездку он держал в тайне, сообщив позже о ней лишь матери. За границей он пробыл больше месяца, значительное время проведя в Австрии.
Неожиданный визит Бальмонта в Уетлиберг, тайные свидания влюбленных подробно описаны в мемуарах Екатерины Алексеевны. А вот что писал Бальмонт матери 16 августа 1895 года:
«Большая часть впечатлений относится к числу несказанных. Я поехал за границу совершенно экспромтом. Я был (неведомо для всех) в Швейцарии <…>. Я нашел такое счастье, какое немногим выпадает на долю, если только выпадает (в чем сомневаюсь). Я люблю в первый и последний раз в жизни, и никогда еще мне не случалось видеть такого редкостного сочетания ума, образованности, доброты, изящества, красоты и всего, что только может красить женщину. Это моя неприкосновенная святыня, и по одному ее слову я мог бы принести самую большую жертву. Но нам предстоит не жертва, а жизнь, исполненная любви, заботливости, взаимного понимания, одинаковых духовных интересов. Этот год я золотыми буквами запишу в книгу своей жизни <…>. Впереди у меня перспективы, от которых кружится голова. Если исполнится всё, что существует в проекте, жизнь моя будет сплошной поэмой. Умирать мне теперь не хочется, о-о-о нет! Надо мной небо, и во мне небо, а около меня седьмое небо».
Катя действительно была хороша собой — поэт ее называл «черноглазая лань», — умом, темпераментом, обшей культурой она резко отличалась от Ларисы. Ее лаконичный, но точный портрет находим в мемуарном очерке Бориса Зайцева «Бальмонт», вошедшем в книгу его воспоминаний «Далекое»: «…женщина изящная, прохладная и благородная, высоко культурная и не без властности». Он же отмечает, что Екатерина Алексеевна упорядочила жизнь Бальмонта, направляла ее: «Бальмонт при всей разбросанности своей, бурности и склонности к эксцессам, находился <…> в верных руках, любящих и здоровых руках, и дома вел жизнь даже просто трудовую». Эти наблюдения относятся к 1903–1905 годам, но таковыми отношения Бальмонта и Екатерины Алексеевны оставались весь период их совместной жизни.
Екатерина Андреева была ровесницей Бальмонта. Она происходила из московской купеческой семьи, довольно известной, состоятельной и многодетной, но была уже человеком новой формации. Училась на Высших женских курсах Герье, много читала, изучала языки, увлекалась театром, в кружке Урусова приобщалась к новым идейным и художественным веяниям, пробовала писать сама. Большое влияние на нее оказала старшая сестра Александра Алексеевна, талантливый критик, историк литературы, переводчица.
Двадцать седьмого сентября 1896 года после многих переживаний брак между Константином Бальмонтом и Екатериной Андреевой был заключен. Этому помог случай: Бальмонт неожиданно получил из Владимира документ, по которому он числился холостым. Брат Михаил нашел деревенского священника, согласившегося обвенчать жениха и невесту в своей церкви, в семи верстах от Твери. Тогда же в Твери сыграли и свадьбу.
Екатерина Алексеевна стала сподвижницей и помощницей Бальмонта, с удовольствием выполняла секретарские обязанности и разные поручения, занималась переводами — и самостоятельно, и в соавторстве с Бальмонтом. Она безусловно обладала литературным дарованием, о чем говорят ее превосходные мемуары, и отнюдь не была тенью мужа. Оба чувствовали себя свободными и в то же время связанными общими интересами. «Я любила литературу так же, как Бальмонт, — вспоминала Екатерина Алексеевна. — Искусство и поэзия были неисчерпаемыми темами для нас. Вкусы наши были до удивительности схожи. Из всех прочитанных книг мы оба любили больше всего „Фауста“ Гёте, „Манфреда“ Байрона… <…> „Преступление и наказание“ Достоевского оказало в юности на меня, так же и на него, огромное влияние. Для нас обоих эта книга была поворотным пунктом в нашем мировоззрении, открытием. Мы оба были соблазнены идеей Раскольникова (что „все позволено“). Но совсем по-разному освободились со временем от увлечения этой односторонней попыткой утверждения личности. Я, согласная с Достоевским, нашла разрешение идеи о сверхчеловеке в евангельской правде. Бальмонт, всегда стремившийся к цельности, согласованности всего сущего, нашел ее в сверхличном, космическом. Эти искания гармонии и правды спасали его от многих других соблазнов».
28 сентября 1896 года Бальмонт и Екатерина Алексеевна через Петербург выехали во Францию, решив провести «медовый месяц» на курорте Биарриц, а затем остановиться в Париже, где Бальмонт намеревался изучить западноевропейские языки и литературу, знакомиться с культурной и научной жизнью Европы. Их путь лежал через Германию, и на неделю они задержались в Берлине и Кельне. Затем, после короткой остановки в Париже, уехали в Биарриц, но поселились не на этом курорте, модном и фешенебельном, а в маленьком городке близ него.
Вилла, где они жили, располагалась на берегу Атлантического океана. Ее снимала семья Нины (Антонины) Васильевны Евреиновой, которая была сестрой известных издателей Сергея Васильевича и Михаила Васильевича Сабашниковых. Сама Нина Васильевна в 1885–1890 годах издавала журнал «Северный вестник», заменивший по своему направлению закрытые «Отечественные записки».
Екатерина Алексеевна состояла с Сабашниковыми в родстве, так как ее сестра Маргарита была замужем за двоюродным братом издателей Василием Михайловичем Сабашниковым (к слову, отцом первой жены Максимилиана Волошина — художницы Маргариты Сабашниковой). Сабашниковы и Андреевы были дружны семьями. В дальнейшем и Н. В. Евреинова, и издатель М. В. Сабашников сыграют немалую роль в судьбе Бальмонта.
Атлантический океан и его побережье Бальмонт всегда считал лучшим из всего, что он видел. Океан в его поэзии стал символом первородной стихии («Океан, мой древний прародитель»). Первые два письма, отправленные Вере Николаевне, наполнены восхищенными описаниями океанских волн, озаряемых солнечными лучами, мощной силы прибоя, причудливой игры красок. «Все это красиво, — завершает он письмо матери от 12 ноября 1896 года, — но еще лучше будет, когда все это, много времени спустя, увидишь в душе своей как сон, под свист северной вьюги, родной и печальной, говорящей о чем-то таком грустном, таком задушевном, что об этом нельзя говорить словами».
Биарриц находится недалеко от Пиренеев и франко-испанской границы, и Бальмонт, всегда стремившийся к новому, неизведанному, мечтал побывать в Испании, читал о ней книги, начал изучать язык и вскоре уже мог читать испанские газеты и понимать разговорную речь. Своему тогдашнему приятелю В. Ф. Джунковскому он шутливо пишет 3 ноября:
Вот уж три недели вижу Я испанский горизонт, Но писанье ненавижу, Хоть люблю Вас. Ваш Бальмонт.