Баловень судьбы
Шрифт:
— Я все задаю себе вопрос, почему пришли эти люди, — говорит он. — Делают они это от безделья, потому что они не нашли ничего другого, как пойти в кино, потому что прочли хвалебную критическую статью или потому что им нравится мое кино?
Естественно, Мельвилю хотелось бы, чтобы верной оказалась последняя гипотеза. Я наивно отвечаю, что самое главное в том, что люди пришли. Но Мельвиль во что бы то ни стало хочет понять, почему они здесь. Он стоит на своем. Напрасно я твержу, что это не имеет никакого значения; вопрос преследует его неотступно.
— Послушай, — говорю я, исчерпав все аргументы, — тебе остается лишь пойти и спросить у них!
Несколько секунд он колеблется, слегка удивленный моим предложением, но потом соглашается:
— Хорошая мысль.
Мельвиль тотчас решительным шагом пересекает проспект. Я иду в нескольких метрах позади, решив не упустить ничего
— Месье, я провожу опрос для «Франс-Суар», — говорит он. — Почему вы пришли на фильм Жана Пьера Мельвиля?
Притворяясь, будто он не узнает режиссера, мужчина отвечает, что видел по телевидению потрясающий отрывок из фильма. Мельвиль благодарит его и переходит к другому зрителю. Тот же вопрос. Тот же ответ. Сцена повторяется несколько раз подряд. Когда в четвертый раз человек, которому он задает вопрос, отвечает, что показанный по телевидению фрагмент вызвал у него желание посмотреть фильм, Мельвиль, не сдержавшись, взрывается:
— Но, в конце концов, почему бы вам просто не прийти оттого, что вам хочется посмотреть фильм Жана Пьера Мельвиля?
На что зритель, широко улыбаясь, отвечает:
— Но, разумеется, именно поэтому, месье Мельвиль.
— Senhores, [23] не желаете ли попробовать крокодила?
Мы с Александром Мнушкиным заинтригованно переглядываемся. Тем более что официант, сделавший нам это предложение, больше похож на героя второразрядного эквадорского фильма, чем на выпускника школы, готовящей гостиничный персонал. Мы с Мнушкиным пустились на, поиски приключений. Вот уже две недели мы разъезжаем по амазонскому лесу, отыскивая натуру для первого фильма, который решили сделать вместе. Но нас главным образом интересует Бразилия. Именно сюда я перенес действие сценария «Солнце всходит на Западе». Эта история, написанная мною еще до выхода «Мужчины и женщины», рассказывает о приключениях человека, который уезжает в Амазонию на поиски военных преступников, виновных в смерти его родителей. Я рисовал в своем воображении этот фильм, думая о Жане Луи Трентиньяне. Прежде всего потому, что мне очень хотелось продолжить нашу авантюру с «Мужчиной и женщиной». Но особенно потому, что Жан Луи — такой «неисчерпаемый» актер, что я чувствую: с ним я могу пойти гораздо дальше. Мнушкин в восторге от сценария и от будущего исполнителя. Итак, первый из фильмов, которые мы обещали друг другу снимать вместе, будет именно этот.
23
Senhores — синьоры, господа (порт.).
Мы уехали в Бразилию через три дня после выхода на экраны «Мужчины и женщины». В Париже фильм имел безумный успех. Три кинозала, где он демонстрировался, переполнены на каждом сеансе. Все стараются заполучить на светские приемы Анук и Жана Луи. Но я исчез. Вернее, вместо того чтобы участвовать во всем этом безумии, предпочел отойти в тень. Тем более что Александр Мнушкин, являющий собой воплощение здравого смысла, предупредил меня:
— Мы узнаем, разбогател ли ты, лишь на третьей неделе. Сейчас ты пользуешься последствиями Каннского фестиваля и Золотой пальмовой ветви. Через три недели останется только фильм.
Три недели — столько мы и собираемся провести в Амазонии. В долгие часы наших пеших переходов по лесу или поездок на машине по дорогам мой новый компаньон рассказывает мне о своей жизни русского иммигранта. Это настоящий роман. Он мне говорил о своей дочери Ариадне, о Симоне Ренан, [24] своей жене. Между мной и этим чудесным человеком завязалась подлинная дружба.
К тому же в то утро мы едва не попали в аварию.
Маленький самолет, перевозивший нас, столкнулся с серьезными техническими проблемами, пролетая над девственным лесом. К Счастью, пилот обнаружил почти пригодную для посадки взлетную полосу поблизости, на острове Маражо. Мы совершили аварийную посадку на этом острове, кишащем змеями и крокодилами. Этим и объясняется фирменное блюдо местных жителей, до которых мы, совсем выбившиеся из сил и упавшие духом, добрались с наступлением ночи.
24
Симона
— Крокодила? Вы уверены?
— Абсолютно, синьор. Это очень вкусно, вы убедитесь.
В любом случае наши хозяева не могли предложить нам ничего другого, а мы были голодны. И потом, они приняли нас очень приветливо, и нам не хотелось их обижать. В нашем присутствии они зажарили маленьких крокодильчиков, мясо которых оказалось восхитительно вкусным. У меня было ощущение, будто я ем лангуста. Просто объедение. Наш аппетит был равен только хорошему настроению наших друзей. Доброе настроение, которое в ходе ужина только усиливалось. Чем больше мы ели, тем веселее они становились. Поскольку мы не могли с ними разговаривать (наш пилот-переводчик снова отправился заниматься самолетом), мы не смогли выяснить у них причину этой веселости. Мнушкин и я начинаем задавать себе вопрос, не смеются ли они над нашими европейскими манерами… Если только они не разыгрывают с нами какую-нибудь шутку. Через час мы попадали в гамаки, которые они нам предложили. Но, несмотря на усталость, мы были не в состоянии заснуть. По той простой причине, что нас, Александра Мнушкина и меня, охватило необъяснимое сексуальное возбуждение. Особенно в том состоянии изнеможения, в каком мы находились. Даже мой партнер, который, надо сказать, был уже далеко не первой молодости, провел очень беспокойную ночь.
Утром наши хозяева, по-прежнему бывшие в полном восторге от своей славной шутки, дали нам понять, что крокодилье мясо обладает сильными свойствами возбуждать половое влечение. Сделав это открытие, мы пустились в дальнейший путь, Мгновенно начав строить немыслимые планы. Мы с Александром уже воображали себя во главе сети ресторанов, раскинувшейся по всей Европе. «Влюбленные крокодилы», «Али Гатор» или столь же изысканные названия. Миллиардеры благодаря возбуждающему половое влечение бифштексу из пресмыкающегося! Увы! Наши мечты рушатся, когда нам объясняют, что мясо крокодила обладает возбуждающим действием, если его едят через полчаса после забивки животного. И мы плохо понимаем, как можно создать фермы по разведению крокодилов в далеком от тропического климате парижского пригорода. Все хорошенько обдумав, мы удовольствуемся созданием кино. Эта кухня и без того слишком сложна…
В мою дверь звонят в час круассанов. Я открываю. На моем половике стоит Жан Луи Трентиньян с невероятно озабоченным видом.
— Заходи, — предлагаю я. — Что с тобой?
Он несколько минут мнется, словно не знает, как взяться за дело так, чтобы сообщить мне о катастрофе.
— Я не могу сниматься в фильме, — наконец объявляет он. Что касается катастрофы, то это действительно так. За три недели, проведенные мной вместе с Александром Мнушкиным в поисках натуры в Амазонии, я снял на 16-миллиметровой пленке небольшой документальный фильм с целью дать Жану Луи некое предварительное представление о том, чем станет «Солнце всходит на Западе». Чтобы, так сказать, ввести его в атмосферу фильма. Посмотрев неделю назад этот репортаж, он пришел в восторг и дал нам свое согласие. Мнушкин запустил машину, и уже шел «подготовительный период». Что же все-таки могло вызвать этот резкий поворот? Я предлагаю Жану Луи кофе и тщетно пытаюсь добиться от него разъяснений. Его объяснения путаные, сбивчивые. Он уверяет меня, что он не в состоянии сниматься в этом фильме сразу после «Мужчины и женщины», что еще слишком рано. Что это было бы безумием. Он выглядит насмерть перепуганным. Он готов на все, чтобы я освободил его от взятых им на себя обязательств. Даже вернуть нам с Мнушкиным вложенные в фильм средства. Если потребуется, он сам сломает себе ногу, чтобы получить за это страховку. Я никак не могу поверить тому, что слышу, его доводы абсолютно не убедительны. Почему Жана Луи вдруг охватил такой ужас? Он боится тропических болезней или чего-либо еще? Ему страшно летать самолетом? Очень скоро я понимаю, что мне никогда не удастся этого узнать» Наверное, впервые в жизни я отступаю. И освобождаю Жана Луи от его обязательств. Разумеется, не требуя ничего взамен.
Александр Мнушкин задумчиво проводит рукой по блестящему черепу.
— Мы могли бы взять кого-нибудь другого, — предлагает он после долгого раздумья.
Я в знак отрицания энергично качаю головой.
— Ни в коем случае. Этот фильм я написал для Жана Луи. Я знаю, что он не изменит своего решения. Этого решения я не понимаю, но уважаю его. Фильм нужно делать с Жаном Луи или не делать вообще. Скорей всего, не делать. И потом…
— Что?
— И потом… Это, может быть, знамение. Некий способ предупредить меня, что этот фильм не надо снимать.