Балтийская трагедия: Агония
Шрифт:
При этом все посмотрели на дивизионного комиссара Лебедева, поскольку по должности всеми спецплавсредствами ведал именно он. И именно в его ведении имелась целая плавтюрьма на каботажном пароходе «Венус».
Однако дивизионный комиссар Лебедев хотя и с пониманием относился к проблемам республиканского НКВД, но имел и немало собственных, на решение которых времени практически не оставалось.
С первых же дней войны особый отдел КБФ столкнулся с несколько странным поведением капитанов прибалтийских судов, которые без всякого энтузиазма относились к лихорадочным усилиям флота хоть что-то эвакуировать со своих многочисленных баз, сдаваемых армией противнику.
Из Либавы, Вентспилса,
На фоне массовой сдачи в плен сухопутных войск под подозрение попадали все, независимо от национального и социального происхождения. Особый отдел заставил адмирала Трибуца подписать приговор о расстреле капитан-лейтенанта Афанасьева, вынужденного оставить в Либаве свой эсминец «Ленин», стоявший там с разобранными машинами. Правда, Афанасьеву удалось взорвать эсминец, но это, по мнению особого отдела флота, никак не могло считаться смягчающим вину обстоятельством.
Тут как раз подоспел знаменитый приказ Сталина №270 от 16 августа 1941 года, предписывавший уничтожать всех желающих сдаться в плен «всеми средствами, как наземными, так и воздушными», а заодно выявлять тех, кто потенциально был бы не прочь сдаться в плен (при удобном случае), поступая с ними соответственно, ибо по советским законам намерение совершить преступление приравнивалось к совершенному преступлению.
На подозрении были все: от простого матроса до командующего флотом, особенно — моряки-прибалты. А среди них первое место занимали латвийские моряки, чья маленькая республика была уже полностью оккупирована немецкими войсками. В самом деле, многие латыши стремились вернуться домой, где остались их семьи, совершенно не желая участвовать в схватке двух тоталитарных хищников на чьей-либо стороне.
Подобные настроения были быстро выявлены и столь же быстро принят ряд необходимых мер. С пришедших в Кронштадт и Ленинград судов бывшего Латвийского и Эстонского пароходств все моряки-прибалты списывались, а затем направлялись подальше от театра военных действий куда-нибудь на Каспий, Балхаш или Арал. Однако эта мера стала ещё одним побудительным стимулом свернуть на пути в Кронштадт или обратно в Ригу, или прямиком в Хельсинки. Хотя таких случаев и не было, Особый отдел КБФ через сеть осведомителей хорошо знал, что подобные разговоры ведутся на многих судах. Необходимо было провести серию воспитательных мероприятий, чтобы на конкретном примере отбить охоту у остальных предаваться подобным настроениям. Вскоре случай представился.
На Таллиннском рейде с 8 августа находился латышский пароход «Атис Кронвалдс». Судно, которым командовал капитан Мартин Каксте, с большим трудом удалось провести из Пернова в Таллинн через мины и постоянные налёты авиации противника.
Уже в Таллинне с парохода исчез подручный кочегара Семен Григорьев — один из двух русских, включенных в судовую роль. Григорьева разыскать не удалось, но следствие быстро «выяснило», что к дезертирству кочегара склонили постоянные «пораженческие» разговоры, вёдущиеся на борту «Атиса Кронвалдса» при полном попустительстве
Собравшийся военный трибунал КБФ под председательством полкового комиссара Акимова при обвинителях Морозове и Титове приговорил 12 латышей к расстрелу по обвинению в измене Родине в форме способствования дезертиру и дезертирским настроениям. Это, по сути, предумышленное судебное убийство латышских моряков в назидание остальным стало началом массовых репрессий против капитанов, штурманов и механиков, чьи двусмысленные высказывания, переданные агентурой, сочетались с нерусским происхождением.
Результатом подобной кампании явилась секретная директива штабу КБФ с требованием заменить на транспортах весь комсостав прибалтийского происхождения на русский. Адмирал Пантелеев, получив это указание, только пожал плечами. Менять опытнейших, прекрасно знающих балтийские воды капитанов и штурманов на непонятных людей, все добродетели которых основаны на русских фамилиях, не хотелось, особенно в разгар боевых действий, когда от этого зависела жизнь тысяч людей.
Дивизионный комиссар Лебедев довольно образно, хотя и несколько витиевато, объяснил начальнику штаба КБФ, что невыполнением этой директивы он берет на себя ответственность за поведение каждого из примерно полусотни капитанов больших и малых судов, собравшихся на рейдах Таллинна и в близлежащих бухтах.
Но подобными акциями многоплановая деятельность Особого отдела КБФ не ограничивалась. По традиции, основанной ещё Дзержинским в годы гражданской войны и творчески развитой Сталиным в последующие времена идущих чередой «военно-троцкистских» и прочих заговоров, первой и наиболее важной задачей Особого отдела КБФ (как и всех Особых отделов Вооруженных сил СССР) являлся сбор компромата на командный состав. В первую очередь на самого командующего и его штаб, на командиров эскадр, отрядов и дивизионов, на командиров кораблей и так далее — вплоть до старшин- сверхсрочников. Фиксировалось всё: вкусы, привычки, высказывания по разным вопросам, отношение к спиртному, отношения с женщинами, круг знакомств и многое другое, что при аресте могло бы создать прекрасный орнамент к вредительской, шпионской и любой другой деятельности, которую любовно трактовали 14 частей знаменитой 58-й статьи Уголовного Кодекса и разные подзаконные инструкции военного и довоенного времени...
Недалеко от здания, где представители карательных и контрразведывательных органов собрались на свое последнее совещание в Таллинне, грохнул немецкий снаряд.
Нарком Кумм испуганно взглянул на дивизионного комиссара Лебедева:
— Вы согласовали со штабом флота вопрос об эвакуации руководящего состава НКВД и прокуратуры?
— Да, — успокоил наркома Лебедев. — Мы пойдем в составе главных сил на эсминце «Сметливый».
Ещё ни один человек на флоте не знал, каким образом будут подразделены соединения КБФ при прорыве из Таллинна. Какие силы будут считаться главными, а какие — вспомогательными или силами прикрытия.
Никто не знал, а начальник Особого отдела КБФ знал. На то он и был начальником Особого отдела. Чего не знал ни он, ни его подчинённые — это планов противника, хотя, казалось, именно это должно было являться их главной обязанностью. Но даже ничего не зная, вполне можно догадаться, что времени на выполнение всевозможных директив, посыпавшихся из Москвы и Ленинграда, уже нет. Возможно, что уже не хватит времени и для собственного спасения.
06:00