Балтийская трагедия: Агония
Шрифт:
— Кончайте сачковать, — сказал военинженер, обращаясь к Попенкеру. — Пройдитесь по складам и мастерским, соберите все резервные моторы и запчасти. Всё погрузите на машину, отвезите в Русско-Балтийскую гавань. Там найдёте транспорт под названием «Лейк Люцерне» или просто «Люцерна». Всё на него погрузите.
Машину в Минной гавани было найти легко. Десятки их стояли в ожидании уничтожения. Специальная команда, ещё не начавшая действовать, должна была все их сжечь или сбросить в воду. С невероятным трудом на нее погрузили несколько здоровенных ящиков с двигателями для «морских охотников» и запчастями.
Перегруженная
Никто их не проверял и не останавливал. Чувствовалось, что обстановка на пирсах во многом уже начала выходить из-под контроля.
«Люцерну» они нашли быстро. Сначала механики решили, что судно брошено, настолько странно оно выглядело. И главное — около него не было никого. В отличие от других транспортов, у трапов которых бесновались толпы народа.
Вахтенный у трапа объяснил им, что транспорт повреждён, никуда не пойдет. Его решено затопить в гавани.
Матрос Тряпкин отодвинул вахтенного в сторону и все трое поднялись на борт. Капитан Герман Касьяк, которого они обнаружили в салоне комсостава, подтвердил им, что судно действительно хотели затопить, поскольку корпус его повреждён дважды: от посадки на камни у берегов Швеции ещё до войны и близкого разрыва мины в проливе Моонзундского архипелага совсем недавно. Судно старое, ещё 1909 года постройки. Но его жалко. Он послал в штаб своего старпома Конга переубедить русских. Они попытаются довести «Люцерну» до Кронштадта. Можно ли погрузить их имущество? Это как решит военный комендант судна.
Военным комендантом «Люцерны» оказался старший лейтенант Вахтанг Торадзе. Совсем недавно он командовал одним из катеров МО и прекрасно знал мичмана Попенкера. Выслушав просьбу катерников, Торадзе не без важности сказал:
— Я военный комендант этого транспорта, и мои распоряжения на нём закон. Поэтому идите на береговой кран и грузите своё хозяйство хоть вместе с машиной.
Кран стоял покосившись, крановщика на нём, разумеется, не было. Поднявшись по вертикальному скоб-трапу в кабину крана, мичман Попенкер сразу убедился, что кран выведен из строя близким разрывом снаряда. Грузить вручную эти ящики на судно было немыслимо. Решение нашли быстро: использовать для этой цели грузовые стрелы и лебедки самого транспорта.
14:10
Военный корреспондент Михайловский видел, как на «Виронию» прибывает все больше и больше людей. Штабные офицеры, работники политуправления, сотрудники прокуратуры и трибунала. Все с кипами каких-то бумаг и документов. Правда, мелкота. Крупного начальства всех этих ведомств нет. Старшие офицеры флота, напротив, собираются съехать с «Виронии» на «Минск». Начальник Политуправления КБФ адмирал Смирнов не собирался покидать Таллинн на чём-либо менее прочном, чем крейсер «Киров». Руководство Особого отдела, прокуратуры и трибунала выбрали эсминец «Сметливый», который, согласно ордера, пойдет между «Кировым» и тральщиками — в мёртвом пространстве для мин.
Каюты и помещения переполнялись. Люди стояли, сидели и лежали в проходах, коридорах и на палубах. Многие отсыпались после серии бессонных ночей.
Перешагивая через них, Михайловский
На «Виронии» собрались, помимо всех прочих, почти все писатели и журналисты, так или иначе очутившиеся в Таллинне. Там находились: недавний редактор журнала «Литературный современник» Филипп Князев, литературовед профессор Орест Цехновицер, поэт Юрий Инге, молодой прозаик Евгений Соболевский, юморист Марк Гейзель.
Михайловский увидел, как по трапу поднимается с винтовкой и рюкзаком поэт Николай Браун, работавший в газете «Красный Балтийский флот». Он рассказывал, что уже с большим трудом добрался от редакции до Минной гавани. Все улицы забиты войсками. Беспрерывными потоками к гаваням двигаются машины, фургоны, повозки, походные кухни, пушки, двуколки. Большинство баррикад сметено. Михайловский рассказал Брауну о последних новостях и слухах и проводил его в помещение, занятое литераторами.
Не успели они туда прийти, как в дверях каюты неожиданно появился Всеволод Вишневский. Войдя в помещение, он закричал: «Газеты!» Все непонимающе взглянули на главного флотского агитатора. «Газеты, — снова повторил полковой комиссар Вишневский. — Никто не взял сегодня из типографии последний номер «Советской Эстонии». Там моя статья. Быстро за мной!»
При этом Вишневский ткнул пальцем в Михайловского, в корреспондента «Комсомольской правды» Анатолия Тарасенкова и поэта Юрия Инге. Они побежали обратно в город мимо разрушенных баррикад и горящих зданий, навстречу потоку людей и повозок. Серое четырёхэтажное здание, где находилась редакция газеты, горело. Но здание, где располагалась типография газеты, почти не пострадало. Там было мрачно и тихо.
Несколько эстонцев-печатников, ещё находящихся в типографии, с удивлением и испугом взглянули на трёх русских во флотской форме, стремительно вбежавших в помещение. Оглянувшись по сторонам, Вишневский увидел, что на так называемом почтовом окне, ведущем в экспедицию, лежит пачка свежеотпечатанных номеров газеты «Советская Эстония». Её последний номер от 27 августа 1941 года... Раскрыв газету и обнаружив свою статью, занимающую полторы полосы, Вишневский пришел в радостное возбуждение.
— Товарищи, — сказал он сопровождавшим его корреспондентам. — Смотрите, как здесь здорово сказано: «Товарищи краснофлотцы, красноармейцы и командиры! Встанем как один...»
У Михайловского сложилось впечатление, что Вишневский собирается читать им свою статью полностью. Графоман, пригретый когда-то талантливыми маринистами Абрамовичем-Блэком, Колбасьевым и Соболевым, Вишневский приходил в какой-то экстаз при виде своих агитпроповских текстов, напечатанных где бы то ни было: от академического сборника до листовки.
Разорвавшийся неподалеку снаряд вернул всех к реальности. Здание дрогнуло, с потолка посыпалась штукатурка, зазвенели ещё уцелевшие где-то стекла.