Балтийский ястреб
Шрифт:
К сожалению, корабль шел в балласте, так что добычей, если не считать пленников, стал только он сам и корабельная касса. Возиться с ним особого смысла не было, поэтому несчастный корабль просто потопили. А чтобы не кормить членов экипажа, им предложили сесть в шлюпки и убираться подобру-поздорову. Благо, погоды стояли великолепные, а до берега относительно недалеко.
Однако, как говорится, лиха беда начало. За месяц плавания им досталось шесть английских и один французский парусник, везших товаров на добрую сотню тысяч долларов. Большинство из них было продано на аукционе, что позволило отбить все затраты казны на снаряжение судна и даже принесло прибыль.
Все
Но это, как говорится, еще полбеды. При получении известий о «московитском пирате» Лондонскую биржу охватила паника. А когда потерявшие свою собственность судовладельцы начали обращаться в страховые компании, и вовсе чуть не случился кризис.
Стоит ли удивляться, что воротилы Сити стали задавать Адмиралтейству простой, в сущности, вопрос: «Любезные лорды, а какого, собственно, дьявола происходит? И почему, позвольте полюбопытствовать, Британия вместо того, чтобы править морями, терпит убытки»?
Нужно было срочно принимать меры, но тут выяснилось, что все самые лучшие корабли отправились на Черное море в составе эскадры адмирала Джеймса Дандаса. Те, что похуже, присоединились к экспедиционным силам Чарльза Нэйпира. Ну а то, что осталось в метрополии, годилось в лучшем случае на роль брандвахт. Нет, если бы русские оказались столь безрассудны, чтобы напасть на берега старой доброй Англии, их, несомненно, встретил бы горячий прием. Но вот гоняться за ними по просторам Атлантического океана было просто некому. Ну, почти.
Все эти неприятности до того подкосили и без того слабое здоровье первого лорда сэра Хайда Паркера, что он в самом скором времени скончался [3], так и не решив вопрос. Его преемник сэр Морис Баркли так же далеко не сразу смог выслать на поимки дерзкого русского очень ограниченные силы.
К тому же Шестаков, прекрасно понимавший возможности своего корабля и собранного с бору по сосенке экипажа, отнюдь не стремился к бою. Постоянно крейсируя, он появлялся то тут, то там. Захватывал один приз за другим, после чего либо топил его, либо, если добыча оказывалась достаточно велика, отправлял его вместе с призовой командой в Штаты.
Единственным исключением стала горячая схватка с «Мери Роуз» — барком из Галифакса, зафрахтованным правительством его величества для перевозки батальона «Королевского стрелкового полка» на театр военных действий. Со стороны судно выглядело ничем непримечательным парусником, и потому русские моряки без колебаний решили его атаковать.
Приблизившись к барку вплотную, Шестаков приказал дать выстрел поперек курса. Обычно этого было достаточно для остановки, но на сей раз нашла коса на камень. Английский капитан дал команду прибавить парусов и попытался оторваться от преследователя. После нескольких часов гонки им почти удалось уйти, но тут, как назло, начал стихать ветер. Немного отставший русский крейсер тем временем развёл пары и опустил винт, после чего вновь подошел к «Мери Роуз».
Очередное ядро просвистело в опасной близости от форштевня, недвусмысленно намекая, что русское терпение подходит к концу. Однако, как выяснилось, англичане так же не теряли
— Что за черт? — выругался никак не ожидавший такого отчаянного сопротивления Шестаков. — И почему они в зеленых мундирах, а не в красных?
— Это королевские стрелки, сэр! — скривился как от зубной боли Патрик О’Доннелл — бывший штурман «Аризоны», оставшийся служить на судне после смены хозяина. — С вашего позволения, те еще ублюдки!
Как и все ирландцы, О’Доннелл недолюбливал англичан и с восторгом присоединился к каперам.
— Что он говорит? — осведомился прапорщик барон Карл фон Таубе из остзейских немцев, командовавший артиллеристами. Как и всякий культурный человек своего круга и положения, прекрасно говоривший на немецком и французском, но абсолютно не знавший английского.
Свистнувшая в этот момент пуля снесла с его головы фуражку, едва не содрав при этом скальп. Хлынула кровь. Со стороны казалось, что юному барону снесло, по меньшей мере, полчерепа. Хотя на самом деле все обстояло не так плохо.
— Воля ваша, — лицо Шестакова закаменело. — Огонь!
Только и ждавшие этой команды канониры принялись палить из всех пушек, и скоро красотке «Мери Роуз» пришлось туго. Для начала русские артиллеристы прошлись по ней картечью, которая буквально смела слишком уж осмелевших вражеских стрелков. Потом пришло время ядер. Тяжелые чугунные шары один за другим крушили борта несчастного судна, затем снесли грот-мачту со все еще развивающимся «Юнион Джеком», пока, наконец, кто-то не стал размахивать привязанной к палке белой тряпке.
— Кажется, они сдаются? — спросил успевший получить помощь барон.
— Поздно! — осклабился в кровожадной усмешке штурман.
И действительно, получивший тяжелые повреждения барк начал крениться, а затем перевернулся и камнем пошел ко дну, увлекая за собой немногих уцелевших моряков и солдат.
— Спустить шлюпки! — распорядился командир, но, несмотря на все усилия, спасти удалось едва полтора десятка человек.
После такого дела Шестаков, чьим именем отныне английские мамаши могли смело пугать непослушных детей, более не задерживаясь в холодных северных водах, переключился на южное направление и прошелся частым гребнем по оживленным карибским судоходным маршрутам. Здесь также хватало «жирных» купцов, причем не только английских, но и французских. А мексиканские и луизианские торговцы весьма охотно скупали его добычу.
Первые недели непрерывного крейсерства остались позади. Добившись заметного роста выучки экипажа и убедившись в надежности и отменных мореходных качествах корабля, капитан задумался о дальнейших своих планах.
Шестаков не был самим собой, если бы не замахнулся на большее. Его не прельщала ни слава нового Моргана, ни щедрые призовые. Чувство долга и офицерская честь требовали оказать помощь своей стране, ведущую неравную схватку с врагом. А сделать это можно было только у Гибралтара, перехватывая военные транспорты, следующие в Черное море. А если уж совсем повезет, то прорваться в Средиземку и, используя благожелательный нейтралитет Сицилийского короля (большого поклонника Николая Первого) и союзнический статус Греческого королевства, хорошенько поохотиться на суда всех участников коалиции.