Бальзаковские женщины. Возраст любви
Шрифт:
По определению П. Сиприо, их роман «развивался вяло».
Во время одной романтической прогулки дело все же дошло до сорванного украдкой, а может быть, и вполне дозволенного поцелуя. Но всегда, как только Бальзак начинал требовать последнего доказательства любви, так в последнее мгновение женщина, которую он жаждал, вновь и вновь превращалась в неприступную маркизу.
Лето уже было на исходе, и Бальзак находился в нерешительности: он прекрасно видел, в какое недостойное положение он попал благодаря своим вечным и напрасным домогательствам и ухаживаниям.
Однажды он взял и написал ей яростное письмо, полное суровых осуждений и упреков.
«Какое ужасное письмо Вы мне прислали! С женщиной, заслужившей его, больше не встречаются! Как не встречаются больше и с мужчиной, написавшим такое письмо! Вы причинили мне боль, и я еще должна просить прощения?»
В конце концов Бальзак сказал себе, что жизнь такого человека, как он, не должна быть привязана к женской юбке, а раз так, то нужно продолжать следовать своим путем и видеть чуть дальше, «чем до выреза женского корсажа».
После этого их «история» закончилась очень быстро. Маркиза де Кастри нашла себе другого писателя в исповедники и собеседники — Шарл-Огюстена Сент-Бёва. У Бальзака же за маркизой де Кастри последовала графиня Гидобони-Висконти.
Они познакомились в 1835 году на одном из великосветских вечеров.
А. Моруа описывает ее как молодую женщину лет тридцати с «нежным румянцем, пепельно-белокурыми волосами, стройным гибким станом и очами, достойными принцессы Востока». Странно, но С. Цвейг утверждает, что «она была высокой полной блондинкой исключительной красоты, непринужденной и чувственной». От «стройного гибкого стана» до «полной блондинки» — дистанция огромного размера. Это лишний раз подтверждает то, что истина — та еще кокетка, и ее лучи всегда преломляются призмою воображения. Примиряет эти два мнения мнение Л. Арригона, который оставил нам такой портрет графини:
«Она была, пожалуй, чуть полновата, но эту легкую полноту скрадывала гибкая грация».
А. Труайя пишет о ней следующее:
«Ей тридцать лет, у нее молочно-белая кожа, светло-пепельные волосы, изящная походка, дерзкий, обещающий взгляд. Все в ней говорило о готовности к приключениям, о том, что ей известна „наука страсти нежной“. Поговаривали, будто у нее множество любовников и муж давно привык к ее похождениям».
С. Цвейг констатирует:
«Но не только красота этой женщины очаровывает Бальзака. В своих влечениях он тоже остается вечным плебеем. Его всегда занимает социальное положение. Аристократическая фамилия женщины значит для него гораздо больше, чем ее личность. И достаточно ему услышать, что эта новая чужестранка не кто-нибудь, а графиня Гидобони-Висконти, чтобы воспылать!»
Еще бы, ведь Висконти были герцогами Миланскими, семейство Гидобони — одним из знатнейших аристократических семейств Пьемонта!
Впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что эта прекрасная чужестранка вовсе не урожденная графиня и не итальянка. В девичестве ее звали Фрэнсис-Сара Лоуэлл (домашние звали ее Фанни), и она появилась на свет в замке Коул-Парк под Лондоном в 1804 году. Происходила она из чрезвычайно странного, терзаемого сплином британского семейства, в котором, как говорили, самоубийства приняли чуть ли не эпидемический характер. Ее мать, Шарлотта Уиллис, тоже прославленная красавица, ощутив приближение старости, решила наложить на себя руки и утопилась. Так же завершили свой жизненный путь и оба ее брата: один перерезал себе горло, второй повесился. Младшая сестра Юлия страдала истерией и погрязла в пьянстве.
Прекрасная графиня была единственным относительно нормальным существом в этом экзальтированном семействе.
А. Моруа пишет:
«Ее пылкий темперамент требовал любовников, а совесть прекрасно мирилась с таким поведением».
Ему вторит С. Цвейг:
«Внешне холодная англичанка, светловолосая и невозмутимая, она без особых угрызений совести, но, впрочем, и без чрезмерного пафоса соглашается на любое приключение, которое кажется ей соблазнительным. При этом она склонна, очевидно, упускать из виду, что в лице графа Эмилио Гидобони-Висконти обладает законным супругом; но тихий, скромный муженек-оригинал, с которым она обвенчалась во время какого-то путешествия, нисколько не докучает ей своей ревностью».
Граф Эмилио Гидобони-Висконти, человек незлобивый и бесхарактерный, был чудаком, знавшим лишь одну подлинную возлюбленную, одну всепоглощающую страсть — музыку. Целыми днями он играл на скрипке, а по вечерам ходил на концерты. Словом, он как будто создан был для роли обманутого мужа, который все знает и терпит.
У четы Гидобони-Висконти, кроме их парижского и венского дворцов, был еще дворец в Версале.
Когда Бальзака представили графине, он был одет столь нелепо, что та оторопела: белый жилет с коралловыми пуговицами, зеленый фрак — с золотыми, на пальцах — увесистые перстни.
Одна воспитанница графини Гидобони-Висконти так описывала Бальзака:
«Господина Бальзака красавцем не назовешь, он маленького роста, тучный, коренастый. У него широкие квадратные плечи, большая голова, нос, словно резиновый, квадратный на конце, очень красивый рот, правда, почти без зубов, черные, как смоль, с проседью жесткие волосы. Но в его карих глазах — огонь, они столь выразительны, и вы, сами того не желая, приходите к выводу, что редко встретишь столь красивую голову. Он добр, добр к тем, кого любит, грозен в отношении тех, кто ему не нравится, безжалостен к смешным чертам сильных мира сего… У него железная воля и отвага. Ради друзей он готов забыть себя самого… Львиное величие и благородство сочетаются в нем с ласковостью ребенка».
С одной стороны, величие и благородство, с другой — маленький рост, тучность, рот без зубов… Графиня не могла не видеть этого; она восхищалась Бальзаком-писателем, но Бальзак-мужчина поначалу показался ей смешным ничтожеством.
Но Бальзак пошел к вожделенной цели со всей свойственной ему поспешностью и нетерпением. Вскоре все его свободные часы принадлежали исключительно семейству Гидобони-Висконти. Он посещал эту милую чету в Париже на Елисейских Полях, выезжал к ним в Версаль. А еще разделял с ними ложу в Итальянской опере и бывал там три раза в неделю.
Герцогиня д’Абрантес написала ему:
«Сержусь на Вас за то, что не пришли обедать… Ну-ка, сделайте над собой усилие, приходите, а потом можете лететь на здоровье к своим Итальянцам».
В апреле 1835 года Бальзак признался Зюльме Карро:
«Уже несколько дней, как я поддался чарам совершенно восхитительной женщины. Я даже не знаю, как мне обороняться от них. Подобно бедным юным девушкам, я не нахожу в себе сил, чтобы отречься от того, что мне нравится».