Бальзам Авиценны
Шрифт:
Пленных накормили, не развязывая рук: просто набили им рот и дали выпить по пиале воды. Выставив караулы, азиаты улеглись спать. Постепенно сон сморил и Кутергина. Поначалу он пытался сопротивляться наваливающейся дреме, надеясь дождаться, пока все утихомирятся, и найти хоть какой-то способ освободиться от пут, но на биваке царил почти армейский порядок, и часовые бдительно наблюдали за пустыней и пленниками.
Пробудился офицер от громких криков: в лагерь прискакали несколько верховых. Видимо, их прибытие означало нечто хорошее для азиатов: они оживленно загалдели, начали сворачивать пологи, наполнять бурдюки водой и седлать коней. Солнце перевалило за полдень, стояла удушающая жара, песок, казался раскаленным, как сковорода на плите, но басурман это нисколько не смущало. К удивлению капитана, они согнали пленников вместе и разделили их на две группы. В первую попали слепой шейх, его сын Али-Реза и сам Федор Андреевич. Вторую составили солдаты и казаки.
Когда капитана бросили на песок рядом с Али-Резой, слепой Шейх настороженно поднял голову и сын шепнул ему, что рядом русский. Мансур-Халим грустно улыбнулся:
– Ты попал в большую беду из-за своего благородства. Но не поддавайся отчаянию: все равно несчастья не избежать никакими ухищрениями. Лучше научись находить радость в каждой минуте жизни и гони от себя уныние и злобу. Это единственный способ преодолеть беду.
– Философия, – буркнул Кутергин. – Я предпочел бы свободу, коня и оружие.
– Я слышал, что русские не пошли за нами в пустыню, – негромко сообщил Али-Реза. – У них почти не осталось воды, а колодец в крепости забросали трупами. К тому же Желтый человек приказал запутать следы: сначала мы шли к Хиве, а теперь повернули.
– Откуда ты знаешь? – Федор Андреевич с трудом повернулся на бок, чтобы видеть лицо молодого шейха.
– Слышал, как они говорили. – Али-Реза показал глазами на караульных. – Сегодня нас догнали те, кто оставался следить за русскими. Они боятся твоих людей.
Он ободряюще улыбнулся капитану и замолчал: заметив, что они разговаривают, один из караульных пригрозил плетью. Когда стражник отвернулся. Федор Андреевич шепотом спросил:
– Кто такой Желтый человек?
Ответить Али-Реза не успел. Под тяжелыми шагами заскрипел песок, и на пленников упала тень. Подняв глаза, капитан увидел главаря в желтом халате. Подтянутый, крепко сбитый, он стоял, широко расставив ноги, и с холодным любопытством разглядывал русского, положив жилистую руку на эфес красивой кривой сабли.
– Что тебе нужно в пустыне? – обратился он к Кутергину на арабском. – Зачем ты пришел сюда со своими людьми?
Капитан молчал, не желая вступать в переговоры с разбойником или фидаи Имама. Суть одна. Но, вдруг переменив решение, Федор Андреевич ответил вопросом:
– Почему вы напали на нас? По какому праву захватили в плен? Вам придется ответить за это!
– Я отвечаю только перед Аллахом, – засмеялся главарь. – Разве ты Аллах? На тебе одежда воина из чужой страны. – Он показал плетью на грязный мундир Кутергина с оторванным погоном. – Ты вторгся в мои владения и заслуживаешь смерти!
Главарь отошел и остановился над слепым шейхом, с притворным сожалением покачивая головой и сокрушенно цокая языком.
– Аи, как нехорошо получилось! Ты не захотел встретиться со мной и пришлось заставить тебя сделать это. Я сожалею, что причинил тебе неудобства, но теперь ты в моей воле.
– Нет! – Мансур-Халим упрямо сжал губы.
– Э-э. – Главарь присел перед стариком на корточки и заглянул в его незрячие глаза. – Жаль, ты слепой и не увидишь, к чему приводит глупое упрямство. Однако у тебя еще есть слух, и ты услышишь! Давай договоримся по-хорошему?
– Лучше смерть!
– Ну да? – Главарь легко выпрямился. – Сказать – умереть и не сказать – умереть. Так скажи и умри! Тогда ты уйдешь с легкой душой и Аллах простит твои грехи.
– Разве ты Аллах, что говоришь от его имени? – язвительно заметил слепец.
– Думай, – усмехнулся «желтый халат». – Завтра поговорим по-другому!
Он бросил отрывистое приказание на непонятном языке и ушел. Караульные тут же начали поднимать пленников, сажать их на коней и привязывать к седлам. Через несколько минут тронулись в путь. Улучив момент, Али-Реза сказал:
– Ты сейчас видел Желтого человека.
– Кто он? – допытывался Кутергин. – Главарь фидаи Имама?
– Не знаю, – мотнул головой Али-Реза. – Он называет себя предводителем вольных всадников. Еще его зовут Мирт. О нем идет дурная слава: он жесток и коварен.
– Чего он добивается от твоего отца?
– Не знаю. – Лицо молодого шейха помрачнело, и Федор Андреевич прекратил расспросы.
Качаясь в седле, он раздумывал, какая тайна связана с Мансур-Халимом и его сыном? Только ли религиозные разногласия или нечто большее? Хотя кто поймет восточных людей – для них зачастую крайне важно то, на что европеец даже не обратит внимания, сочтя сущим пустяком. Пока ясно одно: лишь только речь заходила о причинах бегства слепого шейха, и сам Мансур-Халим и его сын немедленно замыкались, и даже клещами из них не вытянешь ни слова.
Оглянувшись, капитан увидел в десятке саженей позади Епифанова, Рогожина и казаков. Подскочивший охранник зло ошерил зубы, перетянул русского плетью по спине и выкрикнул что-то угрожающее – оглядываться не дозволялось!
Горячая волна гнева захлестнула Федора Андреевича: как смеет разбойник-азиат поднимать руку на русского офицера?! Кутергин неистово рванулся, пытаясь разорвать веревки – только бы освободиться, а там как Бог даст! Спускать такое басурманам никак нельзя! Краем глаза он заметил, что к нему подъезжает еще один караульный, распуская длинную плеть, похожую на бич которым погоняли скот.
– Уймись, – не поворачивая головы, прошипел Али-Реза. – Они могут забить до смерти!
И капитан вынужденно смирился. Молодой шейх прав: пытаясь разорвать путы, чего добьешься, кроме ударов плетью? Но придет час! Даже если ему суждено погибнуть, азиатские разбойники и работорговцы все равно на своей шкуре узнают, каковы русские штыки!.. Уже не опасаясь погони, вольные всадники двигались значительно медленнее и еще до наступления сумерек разбили лагерь у очередного колодца. Запылали костры, едкий дым потянулся к темнеющему небу. Разбойники гнусавыми голосами затянули молитвы. Желтый человек вновь совершал намаз в одиночестве.