Бальзам Авиценны
Шрифт:
– Костер у колодца. Там один человек.
– Остальные могут прятаться поблизости, – предположил Кутергин.
– Без воды все одно хана, вашбродь! – Епифанов выразительно чиркнул себя ребром ладони по заросшему кадыку. – Надо идтить! Голыми руками душить басурманцев, а напиться!
– Пошли.
Шли крадучись, боясь услышать тонкий взвизг стрелы или мягкий топот копыт, следом за которым зашелестит над головой петля разворачивающегося волосяного аркана. Однако было тихо, на удивление тихо и спокойно. Мирно горел маленький костер, тянулась от него к небу почти невидимая струйка дыма, и ясно стала видна одинокая фигура у огня. Вот отблеск пламени упал на лицо сидевшего, и Федор Андреевич невольно вздрогнул – это же Нафтулла!..
Отец Франциск сидел в решетчатой кабинке исповедальни и отдыхал, наслаждаясь минутами покоя. Ему нравилось посидеть вот так, глядя в прохладный полумрак храма: созерцание каменных колонн, поддерживавших высокий свод, ровного ряда длинных скамей из черного дерева, игра разноцветных бликов света, падавшего через витражи стрельчатых окон, и тусклое мерцание позолоты алтаря помогали восстановить душевное равновесие после исповедей прихожан. Быть пастырем простых, грубых, однако крайне религиозных людей – богоугодный, но тяжелый труд. Они несли отцу Франциску все, раскрывая перед ним душу, как доверчивые дети, а ему приходилось выступать не только в роли духовного пастыря, но и мудрого советчика в обыденных житейских делах. Это утомляло, и по окончании мессы и после исповедей так хорошо посидеть минуту, другую в тишине, приводя мысли в порядок: не согрешил ли он сам сегодня, не позволил ли Лукавому совлечь себя с праведного пути?
Наконец, отец Франциск встал и вышел из исповедальни. Медленно направляясь к ризнице, он заметил Луиджи, церковного сторожа и служку, который делал священнику непонятные знаки.
– Что ты хочешь? – улыбнулся священник.
– Там пришел один человек, – заговорщическим шепотом сообщил старик и, немного помедлив, добавил: – Чужой.
– Может быть, проезжий хочет помолиться. – Падре хотел уйти, но Луиджи задержал его: – Он спрашивает вас, святой отец. Говорит, есть важное дело. Мне он не нравится.
Последнее не было великой новостью: редко кто нравился Луиджи, а более всего ему не нравилась его старуха жена. Пожалуй, он искренне любил только Иисуса Христа, деву Марию, святого Петра и отца Франциска. Даже Папа Римский частенько вызывал недовольство желчного старика.
– Хорошо, – сказал священник. – Где он?
– В саду за храмом.
Отец Франциск успокаивающе похлопал служку по костлявому плечу и направился в сад. Скорее всего приехал кто-то из окрестных деревень, чтобы договориться о крестинах или венчании. Многие из состоятельных крестьян предпочитали совершать эти обряды в городе: можно устроить увеселительную поездку и, заодно, сделать необходимые покупки, приобрести подарки жениху и невесте или новорожденному. Да, скорее всего речь пойдет о крестинах или венчании. Редко везут отпевать покойника в город.
Подкравшиеся сумерки наполнили сад лиловыми тенями, резче стал аромат роз и запах скошенной травы – сегодня рано утром Луиджи приводил в порядок газоны. По дорожке, выложенной плитками красного камня, неторопливо прохаживался подтянутый господин в добротном дорожном сюртуке и низко надвинутой на лоб темной шляпе. Услышав шаги священника, он обернулся.
Отец Франциск всмотрелся в его лицо. Нет, раньше они никогда не встречались. Наверное, проезжий, поскольку на крестьянина он не похож.
– Слушаю вас, сын мой.
– Вы отец Франциск? – На итальянском незнакомец говорил с французским акцентом.
– Да, чем могу служить?
Незнакомец скользнул взглядом по фигуре священника, по окнам церкви и, обернувшись, показал на стоявший в глубине сада дом:
– Это ваше жилище? Может быть, нам лучше поговорить там? Вы живете один?
– Почему это вас интересует? – насторожился священник.
– Лючия… – шепнул незнакомец, и отец Франциск, не задавая больше вопросов, повел его в дом. Открыв дверь, он пригласил гостя пройти в маленький кабинет и предложил присесть, но тот отказался.
– Мы одни? – осведомился он, осматривая скромное жилище священника. – Нас никто не подслушает?
– Нет. Говорите, ради Бога, что случилось? Ей грозит опасность?
Вместо ответа незнакомец выхватил из-под сюртука дубинку и сильно ткнул ее концом в живот Франциска, заставив его отступить на шаг.
– Где она?
Отец Франциск провел довольно бурную молодость, но потом решил стать священником, в чем ему помогли покровители, не забывшие некогда оказанных им услуг. Однако долгие годы постов и молитв не укротили мятежный дух, а лишь скрыли его под маской смирения и благочестия. И сейчас он вырвался наружу. Тяжелый кулак падре врезался в челюсть незнакомца, но тот успел подставить руку и ослабить удар. И сам немедленно перешел в наступление. Священник отбил занесенную над его головой дубинку и попытался достать ногой пах противника: согнуть его пополам, а потом обрушить сверху удар сцепленными руками! Лет двадцать назад Франциск уложил бы этого молодчика играючи, не дав ему даже пикнуть, но сейчас священнику уже пошел седьмой десяток.
Незнакомец ловко увернулся и вновь взмахнул дубинкой. Резкая боль пронзила левый локоть падре, однако он вовремя отступил и не дал зажать себя в углу. А проклятая дубинка так и мелькала перед глазами, и руки уже немели от боли, парируя ее удары. Как бы обезоружить пришельца? Тогда его можно задавить массой – Франциск ниже ростом, но тяжелее, с короткой мощной шеей и могучим торсом атлета. Улучив момент, он поднырнул под руку незваного гостя и боднул его головой в живот – этот прием не раз выручал в молодости. Но молодость прошла…
Священнику показалось, что его затылок треснул и развалился на части. В голове словно бухнул церковный колокол, а перед глазами поплыли огненные пчелы, свиваясь в искрящийся рой. Не удержавшись на ногах, отец Франциск рухнул на пол.
Придя в себя, он обнаружил, что сидит в кресле за столом. Руки и ноги были свободны, но на горло давила дубинка, которую держал за концы стоявший за спинкой кресла незнакомец. Как только священник пошевелился, дубинка сильнее надавила на кадык, грозя сломать гортань, а над ухом прошелестел голос:
– Где Лючия? Если ты будешь благоразумен, мы расстанемся по-хорошему. Ну?
– Я… Я не знаю, – прохрипел отец Франциск.
– Ложь – тяжкий грех, – назидательно заметил незнакомец и сильнее сдавил горло священника. У падре опять потемнело в глазах, и он взмахнул руками в тщетной попытке освободиться.
Гость немного ослабил хватку и дал Франциску отдышаться. Жадно, со всхлипами втягивая в себя воздух, священник лихорадочно искал выход из создавшегося положения и не находил его. Неужели пришел смертный час?