Бамбук в снегу (сборник)
Шрифт:
– Как поэтично! Только какое отношение это имеет к ресторану?
– Китайские названия и символы часто спрятаны один в другой, как… ну вот как ваши русские матрешки. Видишь, я о России кое-что знаю.
– Да, действительно. А что это за симпатичные булочки?
– О, это очень вкусно, попробуй. – Чарли знаком показал официантке, чтобы она остановилась. – Начинка из сладких бобов, с непривычки будет чересчур сладко.
– А твои закусочные «Золотой лотос» процветают?
– Думаю, что да. Но я тебе не рассказал о своем любимце…
– Любимце?
– Помнишь,
– Да, такое сложно забыть…
– Так вот, у меня тоже есть прекрасный скакун из Австралии, там хорошие породы лошадей. И я его назвал Абубакир.
– Ты сам его выезжаешь?
– Иногда я, но в основном специальные люди.
– Ты действительно миллионер?
– Мне кажется, что богатство всегда сопряжено с излишествами, с возможностью доставлять себе и близким бесконечную череду удовольствий, которые быстро становятся необходимостью, с важными и не очень важными приобретениями и развлечениями.
– При этом человек не боится завтрашнего дня, он чувствует себя уверенно и стабильно. А бедность практически соседствует с нищетой. Я ужасно боюсь нищеты. – Анна передернула плечами. – Любая болезнь, лишающая способности работать, может стать фатальной…
Ее глаза потемнели, губы сжались. В ее взгляде он прочел что-то очень личное, видимо, обычно глубоко скрываемое в душе.
– Но и богатство, и нищета одинаково уродуют души людей, богатство развращает и требует повелевать. Нищета побуждает к бунту. Лишь немногие могут пройти испытание большими деньгами или нищетой и остаться при этом людьми… Анна…
– Да?
– Мы ведь пришли отдохнуть. Помнишь, что мы сбежали с уроков? Давай веселиться!
– Да, извини, это я затеяла такой разговор. Но меня мучает одно воспоминание. Оно тоже грустное.
– Какое же?
– Ты рассказал о своем Абубакире. А я вспомнила сюжет, который показывали по телевизору. У нас в России на юге есть уникальная ферма, где выращивают лошадей старинной породы – першеронов. Они великолепны, годятся и под седло, и как тяжеловозы. В России выводились с восемнадцатого века. И вот показали этот конезавод. Там осталось всего пятьдесят коней. Все остальные погибли от голода! И никому до этого нет дела. Я просто плакала, когда видела этот репортаж. Стала узнавать, как можно помочь, но не нашла никакой информации…
– Да, веселиться у нас сегодня не получается.
– Это я порчу тебе настроение.
– Я давно хотел задать тебе вопрос… Но что-то не до него было… Ты в детстве училась балету?
Анна облегченно выдохнула, почему-то она ожидала другого вопроса, более личного, ждала и боялась его.
– Я не училась профессионально, но меня отдали в очень хорошую школу. Я там занималась шесть лет. А потом увлеклась английским языком и изучала его в московском университете. Но балет не бросила, люблю его до сих пор, знакома со многими артистами балета. Кстати, сейчас в Пекине проходят гастроли Большого театра.
– Никогда не был на гастролях Большого балета…
– А я в Москве была на гастролях пекинской оперы. Слушала «Турандот». Очень занятно – артисты синтезировали традиционную пекинскую оперу и произведение Пуччини. Знаменитая ария Nessun dorma в стиле китайской оперы звучала так необычно и так красиво!
– К сожалению, Пекинская
Он взглянул на часы:
– Ого! Кажется, что только пришли, но нам уже пора. Жаль, что этот вечер пролетел так быстро…
– Чарли, спасибо за приглашение. Было прекрасно!
Чарли задержал на ней пристальный взгляд – казалось, с его губ готовы были сорваться главные слова, но он удержался и вместо этого произнес:
– Я помню, что можно свернуть в переулок, пройти следующую улицу насквозь, и мы окажемся на месте, где нас будет ждать наше авто.
Они свернули в переулок. Странно, но переулок оказался длинным и темным, стены домов, закрытые двери производили впечатление крепостных стен, от которых веяло холодом и сыростью.
Сначала они услышали рев мотоцикла, затем увидели, как два мотоциклиста выскочили из-за угла справа. Первый поднял руку и слегка затормозил, второй промчался прямо к ним, пролетел мимо так близко, что они почувствовали жар двигателя, и развернулся за их спиной. Снова взревел мотор. Теперь два мотоциклиста понеслись к ним с двух сторон.
– Чарли?
– Встань там! – скомандовал он, указывая на глубокую нишу в стене.
Теперь на пути мотоциклистов стоял он один. Когда они приблизились к нему почти вплотную, Чарли что-то прокричал по-китайски. Ему не ответили и повторили свой маневр. Он снова оказался словно бы зажатым между двумя ревущими мотоциклами. И будто в замедленном кино Анна увидела, как Чарли высоко подскочил, когда первый мотоциклист проезжал мимо него, невероятным образом развернулся в воздухе и сбил затянутого в кожу мотоциклиста на асфальт. Тот тяжело свалился, шлем откатился в сторону, а все еще работающий мотоцикл полетел прямо под колеса второго. Раздался пронзительный крик, другой мотоциклист упал вместе со своей машиной, но тотчас же вскочил, рывком поставил мотоцикл на колеса, оседлал его, развернулся и, не заботясь о судьбе товарища, поверженного на землю, умчался прочь.
Чарли опустился на корточки перед все еще лежащим молодым парнем. Задал пару коротких вопросов, на которые тот ответил явно бранными словами. Когда парень попытался встать, Чарли почти неуловимым движением снова уложил его на землю.
Анна вышла из своего укрытия, но Чарли свирепо крикнул ей:
– Назад!
Она прислонилась спиной к стене, с силой вжавшись в дверь. Дверь внезапно подалась, и Анна чуть не упала в маленький дворик позади. В домах с трех сторон двора не было видно ни света, ни людей.
– Чарли, иди сюда, – позвала она. – Оставь его! Сюда!
Он оглянулся на ее зов, перевел взгляд на встающего на ноги мотоциклиста и, как показалось Анне, в один быстрый прыжок «перелетел» к ней. Они шагнули во двор, закрыли дверь и задвинули тяжелый потемневший от времени засов.
С той стороны кто-то дернул за ручку, несколько секунд спустя кто-то или что-то с силой ударилось в дверь: она немного прогнулась, но замок оказался крепким.
Чарли прижал палец к губам:
– Тихо!