Бананы и Лимоны
Шрифт:
— Петя, вам нельзя вставать, — сказал Мишель. — Я сам посмотрю.
Мишель подошел к окну и заглянул вниз.
— Там стоят дети.
— Какие дети? Такие, как я?
— Ну, Петя, вы уже не ребенок. Маленькие дети.
— Это Мышки, Мышки! — взвизгнул Петя. — Аким Макарыч, это Мышки кричат!
— О каких мышках идет речь, Петя, я не очень понял.
— Это мои октябрята из второго «а», ну, помните — Бесценный? Он еще на крышу залез. Подождите, Аким Макарыч, я сейчас Мишеля спрошу, может быть, можно им хотя бы рукой махнуть, очень хочется!
— Только один раз, Петя, — улыбаясь, сказал Мишель.
Он подвел его к окну и слегка приподнял.
— Вон, видишь?
— Мышки! — закричал Петя. — Привет! Эй, Бесценный!..
Мышки, конечно, ничего не услышали, но, увидев Петю, закричали так истошно и радостно, что многие жильцы отдернули занавески, чтобы поглядеть, кто же это так сильно кричит.
Но в это время в дверь позвонили.
— Это Василий, Василий! — закричал Петя. — Откройте ему!
Но это оказался вовсе и не Василий, а Савва и Леша Копейкин.
— Подождите, Мышки!.. — крикнул Петя и схватил телефонную трубку. — Аким Макарыч! Это Савва и Леша Копейкин! Савва, Леша, это Аким Макарыч! Аким Макарыч! Аким Макарыч, там еще Василий сидит! Савва, Леша, там сидит Василий?…
— А Мышки? — спросил Аким Макарыч.
— И Мышки тоже здесь!
— Петя, я ничего не понимаю, кто же там у тебя?
— Все сразу! Вот именно, что все сразу! Ах, Аким Макарыч, как это здорово!
«Что же это, — подумал он, — в самом деле: и Мишель, и Андерс, и Савва с Лешей Копейкиным, и Василий, и Аким Макарыч, и Мышки… И мама, само собой разумеется, а скоро еще папа вернется с работы. А где-то там еще и Алиса…»
Петя как бы впервые осознал, сколько вокруг него друзей.
«Ну да, не заботы это все, — думал он, — никакие это не заботы, а просто друзья, самые верные люди!..»
— Вот что, — строго сказал Мишель, — со всем этим нужно кончать. Так у вас, Петя, может произойти ухудшение. Вы закончили говорить?
— До свидания, Аким Макарыч, мне больше не разрешают.
— И правильно делают, Петя, до свидания! Я завтра позвоню.
— А теперь мы сделаем так, — сказал Мишель. — Савва с Лешей пойдут по домам. Вашего Василия отправим в аптеку за горчичниками, Андерс пойдет познакомиться с этими… кошками!
— Мышками! — сказал Петя.
— Ну да, с Мышками. Тем более, что мы им обещали. А что мне прикажете, мэм? — спросил он Петину маму.
— Вам прикажу готовиться к зачету. Андерс сдал, а вы еще нет.
— Будет исполнено, мэм.
Трудный визит
Целую неделю еще лежал Петя с остаточными явлениями ужасной болезни, которая называется воспаление легких. И каждый день Петина мама и бдительные доктора — Мишель и Андерс — отбивали атаки многочисленных посетителей. То есть они не то чтобы всех выгоняли, нет, но они устанавливали разумную очередность и длительность их посещений.
Одного посетителя не только не надо было выгонять, но пришлось даже долго упрашивать, чтобы он вошел к Пете. Сделать это удалось только Петиной маме. Как уже сообщалось, это был Василий.
Наконец он согласился и вошел.
Он вошел, держа руки в карманах и устремив глаза к потолку. Прежде чем обратить внимание на Петю, который даже слегка подался вперед, чтобы ускорить эту долгожданную встречу, он, как-то пошатываясь, переступая с ноги на ногу, слонялся по комнате и даже поворачивался к Пете спиной.
— Здравствуй, Василий! — тихо воскликнул Петя.
Василий ответил не сразу.
— Привет.
— Ты что там рассматриваешь?
— Да так…
— Ты почему так долго не приходил, а сидел на лестнице?
Василий покачался с носков на пятки и причмокнул.
— Проводочку бы надо сменить…
— Да сменим проводку! — сказал Петя с оттенком нетерпения. — Разве в этом дело? Василий, ты что, сердишься на меня, да? Глупо это у меня вышло, я согласен.
Василий помолчал. И вдруг, как будто впервые обнаружив, что в комнате, кроме него, еще и Петя, круто повернулся на каблуках и спросил:
— Да, так как дела?
— Вот, лежу… Воспаление легких. Говорят, осложнения бывают. Да ты ведь знаешь, Василий, тебе говорили какой-то там бюллетень… Что я, премьер-министр, что ли…
Нет, не оттаивали глаза у Василия. Он смотрел на Петю, но, казалось, что это не друг смотрит, а посторонний и что нет у него никакой охоты с больными разговаривать, а просто у него в этой квартире какие-то служебные дела.
— Да-а, — сказал Петя, — с Мышками-то какая неувязка тогда получилась. Но я ничего не мог поделать — мне нужно было на митинг солидарности… Да ты садись, Василий, можешь вот сюда, на постель.
— Ну-ну… А температурка как? — спросил Василий, давая этим понять, что не желает поддерживать разговор. — Ничего эти эскулапы в наших градусах разбираются?
— Да что ты, Василий, они же у нас учатся!
— Ну да я понимаю… А то бывает в одних странах по Цельсию, в других — по Реомюру… А то еще по Фаренгейту.
И Василий, вертя в руках градусник, опять надолго умолк.
Нет, все было как-то не так! Как будто подменили человека!
Где-то в глубине души Петя понимал, что происходит с Василием. Он, пожалуй, Петю к Мишелю и Андерсу ревновал! Иначе зачем бы он стал про градусы спрашивать?… Но как все это распутать, разогреть человека?
И Петя решил пуститься на хитрость. Он затаил дыхание и закрыл глаза.
— А то еще градусник ставят не под мышку, а под язык, — пробурчал Василий.
Петя хотел крикнуть: «Под мышку! Под мышку!» — но не ответил.
— Лекарства какие-то странные.
Ничего там не было странного. Это был простой аспирин.
Василий вздохнул и повернулся к Пете.
— Знаменитых докторов-то хоть звали? — Он помолчал, прислушиваясь. — Я спрашиваю, звали знаменитых-то докторов? Ну, профессора какого-нибудь?… Или академика?… Или уха-горло-носа?… Да ты что не отвечаешь? Да ты, что ли, спишь?… Петя!..