Бананы и Лимоны
Шрифт:
Петя подумал: «Что он имеет в виду?»
Андерс двумя ручищами обхватил Петину руку.
— Петя, — сказал он, — если мне суждено было в жизни вылечить только одного человека, то я счастлив, что вылечил именно тебя. Не простужайся больше, Петя.
— Хорошо, не буду, — ответил Петя, не слишком хорошо понимая, что говорит ему Андерс и что говорит сам. Слезы уже застилали ему глаза, потому что было совсем-совсем ясно, что происходящие события неотвратимы.
«Где же Василий?…» — подумал он, уже не надеясь на чудо.
Вот они берут чемоданы. Вот машут руками. Вот пошли…
Петя, расталкивая кого-то, бросился к барьеру. «Возвращайтесь! — мысленно твердил он. — Слышите, возвращайтесь!..»
Турбины на какое-то время умолкли, стало очень тихо. И в этой преувеличенной тишине над аэродромом, в его холодном воздухе вдруг защелкал, затрещал соловей. Да-да, это был соловей — все слышали, потому что все изумленно переглянулись. И даже пассажиры, шедшие к «Каравелле», приостановились и оглянулись назад. Соловей пел где-то неподалеку, как всегда невидимый и увлеченный.
— Ах, русский соловей! — воскликнул Мишель.
— Откуда сейчас соловьи? — спросил Аким Макарыч. «Василий! — понял Петя. — Ну да, это Василий… И он ничего не может сделать. Ну, хоть соловьем…»
Пускай подрастут
— Улетели?
— Улетели.
— Петя, они к себе в Африку улетели? Ты чего молчишь-то, Петя? Чего это он молчит?
— В Африку, Мышки, в Африку.
— В Африке хорошо, там ананасы, там бананы растут!
— В Африке жарко!
— В Африке и зимы нету, и снегу нету. Там и забот никаких нет, живи себе!
«Эх, Мышки, Мышки, — думал Петя, — как же там нет забот? У человека всегда есть друзья. Есть у него работа, есть Родина. А значит, есть и заботы. Три великие заботы. Откуда это? Ах да, ведь Алиса песню пела, да сорвалась…»
И тут Петя понял, что это именно те слова, которыми он так долго мучился.
«Сказать или не сказать им?» — размышлял он, глядя на Мышек.
Хорошие были Мышки, но маленькие. Неразумные. Беспечные.
«Не скажу пока, — решил он, — Пускай подрастут».