Банда 2
Шрифт:
Халандовский не помнил, как оказался в кабинете Анцыферова, но для него это было самым тяжелым испытанием, поскольку открыто предстал перед всеми в роли провокатора и подлеца. Когда он вошел, Анцыферов сидел бледный, с нервно дергающейся усмешечкой на худощавом лице, причем, сидел в стороне от своего стола, поправлял галстук, выбрасывая руку вперед, как полководец, посылающий полки в бой, он смотрел на часы, но не видел ни часов, ни стрелок, потому что тут же снова вскидывал руку, снова взглядывал на сверкающий циферблат.
А в столе шарили, шарили какие-то невзрачные мелковатые люди в серых пиджаках, о чем-то переговаривались на своем языке, и
— Послушайте, остановитесь! — не выдержав, вдруг закричал Анцыферов, но голос его получился неожиданно тонким, можно сказать, что он не столько вскрикнул, сколько взвизгнул. Он еще пытался изобразить на лице что-то гневное и суровое, но все это уже угасало и ни на кого не производило никакого впечатления, потому что люди, орудующие в кабинете, подчинялись совсем другому человеку и рады были ему служить, и рады были ему доложить об успешно проведенной операции. Анцыферов рванулся было к телефону, но вилка была предусмотрительно выдернута и ему даже никто не стал мешать, когда он, схватив трубку, начал было судорожно набирать номер человека влиятельного, а может быть даже и всесильного. Трубка молчала и он с досадой бросил ее на место. Анцыферов попытался было вытереть лоб платком, но и это ему не позволили сделать. Утренний гость Халандовского, худой, лысый и шустрый человек успел в последний момент выхватить у Анцыферова платок из рук и аккуратно положил его на стол среди прочих вещей.
— Нельзя, — сказал он тихим, но твердым голосом.
— Почему? — горько рассмеялся Анцыферов.
— Потому, — лысый подошел к Анцыферову с какой-то машинкой, положил руки прокурора на стол, что-то включил, что-то выключил, направил на вздрагивающие пальцы Анцыферова фотоаппарат с чудным каким-то объективом и с величайшим удовлетворением сделал несколько щелчков.
— Что происходит? — задал, наконец, Анцыферов разумный вопрос.
— Ваши пальчики, простите, светятся, — ответил лысый.
— И что из этого следует?
— Из этого следует, что вы только что мяли в руках вон тот газетный лист, который лежит в вашей корзине, а в газете были деньги, которые вручил вам вот этот господин, — лысый показал на Халандовского.
— Ничего не понимаю! — искренне воскликнул Анцыферов.
— Объясняю... В областную прокуратуру поступило заявление от господина Халандовского о том, что вы пробуете с него взятку в размере пяти миллионов рублей за то, чтобы закрыть уголовное дело, возбужденное против вышеупомянутого господина Халандовского. Деньги, обнаруженные в вашем кармане, подтверждают, что это именно та взятка, о которой идет речь.
— И вы это сможете доказать? — через силу усмехнулся Анцыферов.
— Это уже доказано. Ваши пальчики, простите, светятся тем самым порошком, которым были обработаны газета и деньги. Кроме того, мы переписали номера помеченных купюр. Вот они, на вашем столе, а перед этим лежали в вашем кармане. Я правильно все изложил? — обернулся лысый к Халандовскому.
— Да, — кивнул тот, не в силах поднять глаза на Анцыферова.
— Но мне подсунули эти деньги! — Анцыферов попытался выпустить дымовую завесу из юридических формулировок, ложных ходов, путанных объяснений, которые потом можно будет истолковать в любом нужном направлении.
— Газетную
— Коля! — лысый подозвал очкастого парня со странными аппаратами. — Повторим для понятых. Понятые, подойдите поближе, — руки Анцыферова снова, чуть ли не силон, уложили на стол, осветили, сфотографировали, дали н окуляр заглянуть и понятым. — Вы видите светящиеся пятна? Это следы порошка, которым были обработаны газета и деньги. Запомните и убедитесь, потому что вам придется подписать протокол о задержании. Протокол лежит вон на том столе, подпишите его, пожалуйста!
— Я протестую! — сказал Анцыферов звенящим голосом. — У нас подготовленный протокол!
— А разве это для вас такая уж новость? — криво усмехнулся лысый. — Обычная практика. Тем более, что у нас было время подготовиться.
— Я хочу позвонить! — требовательно сказал Анцыферов.
— Пожалуйста. Нет проблем. Но чуть попозже.
— Кто вам дал разрешение на эти действия?
— Закон.
— Я — это закон!
— Тем более, — несколько бестолково ответил лысый, но именно бестолковость его слов и убедила Анцыферова в том, что сопротивление бесполезно. И Анцыферов замолчал. Он лишь возбужденно смотрел по сторонам, пытался насмешливо улыбаться, но улыбка не получалась, она выходила какой-то нервно-искривленной.
Вошел Пафнутьев, только сейчас вошел.
Молча осмотрелся, подошел к столу, бросил взгляд на блокноты, авторучки, деньги. На него никто не обращал внимания, кроме Анцыферова. Прокурор смотрел на него с каким-то злым прозрением. И то, как ведет себя Пафнутьев в его кабинете, во время этих строгих процессуальных действий, убедило его в том, что именно этот человек сейчас здесь главный. Никого из сотрудников прокуратуры в кабинет не пускали, и даже девочку-секретаршу усадили за стол и приставили охранника. Любые ее попытки позвонить, выйти, что-то кому-то сообщить охранник, молодой невозмутимый парень, пресекал спокойно и с какой-то внутренней убежденностью. Стоило девочке подняться, он клал ей сильную руку на плечо и усаживал на место. Когда она протягивала руку к телефонной трубке, рука парня на телефоне оказывалась раньше. Уже потому, что в дверь за все это время никто не заглянул, девочка могла бы догадаться, что и с внешней стороны, в коридоре тоже кто-то стоит.
Пафнутьев взял со стола связку ключей Анцыферова, выбрал один из них и подошел к сейфу.
— Я протестую! — вскричал Анцыферов, но никто даже не оглянулся на его голос.
Пафнутьев, не торопясь, открыл сейф и отгородившись от Анцыферова открытой дверцей сейфа, вынул из-под пиджака и положил на полку несколько красивых обложек с разноцветными надписями, сделанными фломастерами.
— Что ты роешься там, Павел Николаевич? — не выдержал Анцыферов, глядя в спину Пафнутьева с немым ужасом.
— Это твои конверты? — Пафнутьев снял с полки только что им же положенные обложки и показал Анцыферову.
— Мои, ну и что? Что из этого?!
— Понятые, вы слышали? — обернулся Пафнутьев к мужчине и женщине, сидевшими у дальней стены и молча наблюдавшими за неспешной возней людей в столь недоступном для них прежде кабинете. — Он только что подтвердил, что эти конверты его?
— Да, слышали... Подтверждаем.
— Итак, уточняю... Прокурор Анцыферов во время обыска подтвердил, что семь... Да, семь папок разных цветов, с надписями, сделанными разноцветными фломастерами, вместе с бумагами, вложенными внутрь, принадлежат ему. Вы это слышали?