Банда - 2
Шрифт:
– Да, я видел, - сегодня, кажется, Пафнутьев выбрал самую удачную манеру разговора - не спорил, со всем соглашался, все одобрял, хотя Цыкину этого было мало - он желал не просто одобрения, он желал восторгов.
– Наши подземные переходы действительно стали рассадником новой жизни. Даже я, как-то попав туда, не смог отвертеться и пришлось купить бутылку водки. Кстати, отвратительной оказалась водка.
– В чем дело!
– обрадованно воскликнул Цыкин.
– Я угощу вас хорошей водкой!
– и не ожидая согласия, вынул из тумбочки початую бутылку "Абсолюта", блюдечко с подсохшими корочками
– По граммику?
– он уже свинчивал пробку. Но пить в редакторском кресле ему, видимо, было неловко, и он, встав, обошел вокруг и присел к приставному столику с другой стороны.
– По граммику можно, - кивнул Пафнутьев. Хотя пить не хотелось, но он понимал, что за рюмкой разговор будет другим - откровеннее, доверчивее и, в конце концов, - полезнее.
Редактор с какой-то преувеличенной решимостью наполнил довольно объемистые граненые стопки, поднял свою, подождал, пока поднимет и Пафнутьев, молча чокнулся, выпил и тут же бросил в рот корочку сыра.
– Отличная водка!
– Да, водка те самая плохая, - сдержанно похвалил Пафнутьев.
– Не понравилась?!
– ужаснулся Цыкин.
– Потрясающая водка!
– поправился Пафнутьев.
– То-то же!
– Так вот Байрамов, - начал было Пафнутьев, но Цыкин, уже ощутив жаркий наплыв хмельного азарта, решительно его перебил.
– Может быть вы, Павел Николаевич, и не поверите, но ведь именно наша газета открыла этого представителя зарождающегося класса бизнесменов! Это сделали мы! Первыми!
– Поздравляю.
– Спасибо. Еще когда Байрамов купил первый овощной киоск на базаре, когда он начал завозить яблоки и картошку . Еще когда он только начинал торговать жвачкой и цветными презервативами в колбасном отделе гастронома... А решение было смелое, вам не кажется?
– Колбаса в цветном презервативе?
– Ха-ха!
– рассмеялся Цыкин.
– Просто тогда не было колбасы! Но представьте - реклама колбасная, а на прилавке презервативы! И в этих.., как их... В пупырушках. Народ толпился! Краснел от смущения, но товар расхватывал!
– Цыкин опять свинтил крышку с бутылки.
– А в чем выразилось ваше открытие этого человека?
– Мы о нем писали! И как мы о нем писали! Только благодаря нам он смог так быстро и уверенно стать на ноги! И Байрамов не забывает редакцию, не забывает тех, кто породил его! Посмотрите, какие телефоны в отделах! Какие калькуляторы! Вы знаете, что он однажды сотворил на День печати?
– Понятия не имею, - Пафнутьев вдруг увидел, что его стопка полна, Цыкин уже поднял свою и смотрит на него призывно и страстно. Пришлось и Пафнутьеву поднять стопку.
– Пришел в редакцию на День печати и, как ни в чем не бывало, каждому сотруднику вручил японский калькулятор, шариковую ручку и газовую зажигалку. Представляете? И сказал... Пришло время цифр и точных данных... Ни одна информация недостаточно хороша, если она не напичкана цифрами... Я хочу, чтобы моя любимая газета была самой точной, самой правдивой и оперативной. А? Как? Это он о нас говорил.
– Да, - кивнул Пафнутьев.
– Крутой человек.
– Не то слово!
– Мне бы хотелось поговорить с вашим сотрудником, который написал о Байрамове самые первые материалы в газете. Это не сложно?
– Самые первые?
– Цыкин задумался, повернул лицо к окну и в косом свете стали особенно четко видны все бесконечные складки на его мятой физиономии.
– А вы знаете... Я вас огорчу... Этот человек у нас больше не работает.
– Перешел к Байрамову?
– усмехнулся Пафнутьев.
– Боюсь, что он перешел в более печальные места, - Цыкин поднял глаза к потолку.
– С ним что-то случилось?
– Он пропал.
– Спился?
– Хуже. Он просто пропал. Знаете, как сейчас пропадают люди? То ногу найдут где-нибудь на свалке, то ладошка обнаружится, запеченная в буханке хлеба, то голова в посылке по почте придет...
– Что же осталось от него?
– А от него - ничего, - Цыкин разлил остатки водки в стопки.
– Не будем чокаться... Помянем Сережу... Хороший был журналист. И человек неплохой. Остались жена, детишки...
Пафнутьев выпил, склонил голову не то перед памятью прекрасного журналиста, не то перед качеством прекрасной водки. Помолчал, пожевал скудную закуску.
– Как его звали?
– Сергей Званцев. Сергей Дмитриевич Званцев.
– Он хорошо знал Байрамова?
– Да, - помолчав, ответил Цыкин.
– Он его знал достаточно хорошо. Бывал у Байрамова дома... Я вот не могу, а он захаживал. Это когда уже вышла одна статья, вторая, третья... Байрамов его к себе как бы приблизил.
– Три статьи об одном человеке?
– осторожно спросил Пафнутьев, стараясь не вспугнуть откровенность редактора. Но тот после нескольких стопок уже не столь тонко воспринимал течение разговора.
– Нет, дело не в этом... Речь шла не о Байрамове, как таковом. Просто мы на его примере рассказывали читателю о новых ценностях нравственности, морали...
– А что, нравственность так быстро меняется?
– То, что раньше было под запретом, за что сажали, теперь можно... Раньше была спекуляция, а сейчас это самое почетное занятие... И так далее. Писали о становлении бизнеса в стране, о развитии рыночных отношений... И так далее. И получилось так, что Байрамов, человек энергичный, цепкий, использовал эти статьи как рекламу собственного дела. Как бывает... Если пишут о человеке, значит, ему можно довериться, в банке дадут хороший кредит, на распродаже объектов ему больше внимания, могут пойти навстречу...
– Он знаком с первыми людьми города, как я понимаю?
– Да, - кивнул редактор.
– Знаком. Дела у него идут неплохо, он частенько устраивает презентации, приглашает влиятельных людей... Стол, сувениры, девочки... Ну и так далее.
– Сысцов?
– спросил или скорее подсказал Пафнутьев.
– Колов? Анцыферов?
– Нет, на презентациях их не бывает... Зачем светиться, - Цыкин едва ли не первый раз за весь разговор улыбнулся, показав такие роскошные, белоснежные зубы, что Пафнутьеву сразу стало ясно - свои родные зубы редактор растерял, проходя через бурную, насыщенную встречами молодость. Они встречаются в более узком кругу. Думаю, это правильно." Их встречи, беседы, даже пьянки, если таковые и случались.., отражаются на судьбе города, на наших судьбах.