Банда 4
Шрифт:
— Я не могу этого сказать.
— Где вы взяли мой номер телефона?
— В справочнике, — ответил Андрей и тут же пожалел об этом. Он сделал явную ошибку, и женщина тоже это заметила. В голосе ее появилась улыбка.
— Ни в одном справочнике этого телефона нет. Его знают всего несколько человек, и мне нетрудно будет выяснить, кто вам его сообщил. Впрочем, я, кажется, догадываюсь, кто это мог сделать.
— Тем лучше. Если вы в самом деле догадываетесь, то должны согласиться, что опасаться меня не надо.
— А я и не опасаюсь, — уже открыто улыбнулась женщина, но тон ее Андрею не понравился,
— В таком случае... Давайте увидимся сегодня вечером.
— Хорошо, — согласилась женщина. Согласие было достаточно неожиданным, все сказанное ею до этого было как бы с другим знаком, женщина явно его отшивала. А тут вдруг сразу согласие да еще уверенное, без оговорок и колебаний.
Андрей понимал, что он не произнес новых доводов, вообще не сказал ничего внятного, убедительного, а тем не менее женщина вдруг согласилась на встречу.
Объяснение этому могло быть только одно — ее подруга рассказала о нем, описала его, и Надя, наконец, вспомнила, кто мог дать Андрею телефон, откуда он его знает. Да, прошло уже несколько дней, и подруги вполне могли встретиться и поболтать о девичьих своих секретах.
— Скажите, где вам удобно, когда... Я подойду.
— В двенадцать часов ночи на кладбище, — сказала женщина, смеясь.
— Хорошо. У какой могилки?
— Шучу! Извините... Давайте так... За универмагом есть сквер, знаете? Там светло, торгуют книгами, ухаживают за девушками... Как я вас узнаю?
— Светлая плащевая куртка, такая же кепка, джинсы... Усов нет, бороды нет.
А я как вас найду?
— Вы же сказали, что мы встречались?
— Может быть, вы изменили прическу, одежду...
— Нет, — резковато ответила женщина. — Я осталась прежней. Вы легко меня узнаете. В двадцать часов годится?
— Давайте в двадцать, — согласился Андрей и не успел больше ничего добавить — в трубке прозвучали короткие гудки. Некоторое время он сидел молча. Его охватило острое чувство совершенной ошибки, но сколько Андрей не прокручивал в уме состоявшийся разговор, он не мог обнаружить явно ошибочные, ложные слова.
Разве что спросил, как женщина выглядит, хотя раньше настаивал на том, что они когда-то встречались... "Да, наверное, тут я прокололся, — облегченно подумал Андрей. — Но ведь она не отменила встречу, она просто не стала себя описывать.
Это тоже понятно, не скажет же она, что красива, что стройна, что волосы ее вьются и она ходит с непокрытой головой... Ладно, авось обойдется", — успокоился Андрей и поднял глаза на Пафнутьева.
— Порядок? — спросил он. — Тебя ничего не насторожило?
— А что могло насторожить?
— Это был личный разговор? Ты не почувствовал вредной примеси? Она не лукавила, ничего не выпытывала, это был просто сговор мужчины и женщины?
— Как-то уж слишком неожиданно она согласилась придти... Долго колебалась, я уже подумал, что отбой сыграет, дескать, за
— Старик, — Пафнутьев похлопал парня по плечу, — таковы женщины. Они долго убеждают тебя в том, что ты хвост собачий, ты уже готов поверить им и слинять, но тут вдруг выясняется, что они мурлыкают у твоих ног.
— Откуда вы все это знаете, Павел Николаевич?
— Как откуда! — возмутился Пафнутьев. — Да я каждый день сталкиваюсь с этим на работе! Половина всех преступлений замешана на непонимании того, о чем я тебе сказал. Больше половины! Если бы мужчины и женщины лучше понимали друг друга, я бы давно остался без работы, мой юный друг! — воскликнул Пафнутьев, дурачась. — Вперед, старик! Вперед без страха и сомнений! Но! — Пафнутьев поднял указательный палец. — Не забывай, кто есть ты, а кто есть она!
— Не понял? — обернулся Андрей уже от двери.
— Ты работник прокуратуры, а она представительница фирмы «Фокус», к которой мы в данное время присматриваемся с подозрением и опаской. Глядишь, словечко какое неосторожное обронит, историю расскажет из жизни «фокусников», сомнениями поделится... Усек?
— Все понял, Павел Николаевич. До скорой встречи! — с легкой руки Пафнутьева с некоторых пор все в прокуратуре стали прощаться именно так: «До скорой встречи!» С этими словами можно было и уйти в любую минуту, и тепло попрощаться, и на будущее надежду оставить — встретимся, дескать, никуда не денемся.
В сквер за универмагом Андрей пришел без четверти восемь. Знал, что рановато пришел, но сделал это сознательно. С некоторых пор появилась у него привычка — приходить на место встречи заранее, осмотреться, чтобы стало это место немного своим, немного родным, будь то комната, поляна, берег реки.
Наступили вечерние сумерки, зажглись первые фонари, из сквера постепенно исчезали суматошные прохожие, старухи с сумками, задерганные чиновники с портфелями и появились люди, которые никуда не спешили, которые пришли в сквер, чтобы походить, подышать, побалдеть. Присыпанные ракушечником дорожки неожиданно оказались почти сухими, снег с них сошел быстро, вода впиталась, и здесь можно было ходить в летних туфлях. Лужи уже не замерзали к вечеру, с каждым днем становилось теплее, а луна, поднявшаяся над темными крышами, еще раз убеждала, что наступили новые времена, полные трепетных надежд и радостных свершений.
Сквер был небольшой, и обойти его весь с несколькими дорожками и отсыревшими за зиму беседками можно было минут за пять, за семь. Поглядывая на прохожих, Андрей убедился, что в светлой плащевой куртке да еще при джинсах он был один, спутать его ни с кем было просто невозможно. Он понимал, что рекламная фотография может лишь отдаленно напоминать живого человека, к тому же женщину неузнаваемо изменяет одежда, а Надя на том снимке вообще была почти обнажена.
Разговаривая с ней по телефону, Андрей убедился, что на этот раз голос и выражение лица на фотографии как бы совпадали, это был один человек, во всяком случае, ему хотелось в это верить. И лицо ему понравилось, и голос женщины. Это были далеко не те эротические всхлипы, потрясшие его недавно каким-то своеобразным беспределом.