Банда 4
Шрифт:
— С трудом.
— А после этого по улицам разгуливаешь? Не надо, Паша, с ними шутить. Они не понимают шуток. Они смеются только после удачно сделанного выстрела. Вот тогда они смеются весело и непосредственно. Как дети. Они и есть дети, только больно уродливые какие-то, неудачные дети. Глупые, наивные, злобные. До умопомрачения. В последнее время они понесли небольшой урон в живой силе и теперь ищут человека, который бы взял вину на себя. Такого человека они нашли.
— Андрей?
— Нет, он не сможет оправдать их потери, хотя тоже обречен. Им нужна фигура покрупнее, чтобы все вокруг раз и навсегда
По телевидению показали его «мерседес», полный говна, собранного со всего города. Раньше он дал команду доставить к нему твоего Андрея живым или мертвым.
А после телепередачи, когда и его самого показали, какую-то старую запись нашли, он прежний свой приказ отменил и дал другой — только живым.
— Мудрость военачальника заключается в том, — медленно проговорил Пафнутьев, — чтобы не отдавать приказов, которые не могут быть выполнены.
— А Бевзлин и не отдает таких приказов. В этом смысле он достаточно мудрый военачальник, Паша.
— Его настоящая фамилия Бевз, — несколько невпопад произнес Пафнутьев.
— Знаю, — кивнул Халандовский.
— Почему же молчал?
— Я узнал об этом чуть позже, чем ты. На несколько часов позже. В моем кругу тоже налажена система оповещения, Паша.
Халандовский подъехал к краю дороги, почти прижавшись колесами к остаткам бордюра, машину последний раз тряхнуло на залитой водой яме, и она остановилась. Улица была совершенно пустынна, разве что изредка на мокром тротуаре появлялась какая-нибудь старуха с сумкой и, не обращая ни на кого внимания, семенила в магазин или же из магазина.
— Выпить хочешь? — спросил Халандовский таким тоном, будто сидел у себя дома в низком кресле перед журнальным столиком и принимал дорогого гостя.
— Хочу, — кивнул Пафнутьев, глядя перед собой в мутное ветровое стекло, пронзенное несколькими трещинами. — Почему машину в порядок не приведешь?
— Чтоб не угнали. Иногда я даже открытой ее оставляю — ни одна собака не желает иметь такую машину. А за мотором я слежу. Это очень хорошая машина, Паша. Ты не кати на нее бочку, — он достал из бардачка бутылку водки, как заметил Пафнутьев, бутылка эта лишь пятнадцать минут назад вынута из холодильника — она была влажной. С кряхтеньем запустив мохнатую руку в глубину бардачка, Халандовский вынул что-то, завернутое в фольгу, и два хрустальных стаканчика. Когда он развернул шелестящий металлом пакет, внутри оказались тонко нарезанное мясо, пучок зелени, большой помидор и кружок домашней колбасы, при виде которого Пафнутьев не смог сдержать восторженного стона. — Да, Паша, да, знаю я твою слабость и потому позаботился. Ты ведь ощущаешь иногда мою заботу?
— Очень явственно, — кивнул Пафнутьев.
Халандовский с хрустом свинтил пробку и разлил водку в стаканы, щедро разлил, граммов по сто двадцать, как прикинул Пафнутьев.
— Это не мешает тебе вести машину?
— Такие машины не останавливают. Гаишники знают,
— Говори, Аркаша... Чего там у тебя за новости? Не зря ведь ты похитил меня средь бела дня, а? — рука Пафнутьева помимо его воли потянулась к кружку домашней колбасы.
Халандовский снова наполнил стаканы, помолчал, глаза его подернулись легким хмелем, заблестели, будто в него только что была впрыснута жизнь, глубоко вздохнул.
— Тебя снимают, Паша? — прямо спросил он.
— По слухам, да.
— И ты знаешь, кого тянут?
— Да.
— Бевзлин не всем нашим ребятам нравится. Последнее время он слишком много о себе понимает... Некоторые наши ребята им недовольны. А если нашим ребятам по-настоящему кто-то не понравится...
— Считай, что я тоже им недоволен.
— О том, что он детишками торгует, ты знаешь?
— Знаю. И целыми, и по частям.
— На этом его связи с роддомом не ограничиваются.
— Что еще?
Халандовский взял свой стакан, некоторое время задумчиво его рассматривал, потом как-то неприметно, буднично выпил, сунул в рот пучок зелени.
— Не знаю, насколько это важно для тебя, но... В роддоме он снимает несколько комнат, нынче модно для поддержки штанов сдавать в аренду собственные помещения состоятельным фирмам... Некоторые утверждают, что в этих комнатах можно найти забавные вещи.
— Оружие?
— И оружие.
— Это интересно, — равнодушно проговорил Пафнутьев.
— Другими словами, это для тебя не новость? — чуть обиженно спросил Халандовский.
— Новость, но не очень важная... Аркаша, у меня есть его отпечатки пальцев, оставленные на трупе. А я не могу его взять, потому что он депутат.
Депутаты не лишат его неприкосновенности, потому что он всех их с потрохами купил.
— В подвалах роддома может обнаружиться еще кое-что, — неуверенно проговорил Халандовский. — И потом, если застать его там...
— Он там не бывает.
— Откуда ты знаешь?
— Это было бы неграмотно. А он ведет себя нагло, но грамотно. Понимаешь? В роддомовском арсенале мы можем застать его водителя, но не более.
— Наши ребята им недовольны, — повторил Халандовский.
— Пусть наймут убийцу, — невозмутимо проговорил Пафнутьев, принимаясь за холодную свинину.
— Пробовали. Он осторожный, как черт. Не смог парень к нему подобраться.
Долго охотился, но, в конце концов, вернул деньги. Все, до последнего доллара.
— И что же ваши ребята?
— Удвоили гонорар. Но парень отказался. Не мой, говорит, клиент. Все правильно, Паша... Этот хмырь на бронированной машине въезжает в подвал дома, специальным лифтом поднимается в свою контору... Такая же система у него дома.
Все эти хохмы, когда убийца поджидает клиента в подъезде дома... Для Бевзлина это не подходит. Он не шастает по казино и ночным ресторанам, «девочек» к нему доставляют тем же путем, каким он пользуется сам... Невозможно даже установить, кто у него бывает...