Банда 4
Шрифт:
— Разберемся, — спокойно сказал Андрей, выходя из машины и запирая дверцу.
Потом обошел вокруг капота и открыл дверцу, предлагая Наде выйти, — Ты выйдешь, потому что это очень важно.
— Для кого?
— Для тебя.
— А если не выйду?
— Я вытащу тебя силой. И никто мне не помешает. И мне действительно никто не сможет помешать, ты это знаешь.
— Да, имела удовольствие убедиться! — сказала Надя с вызовом, но все-таки вышла из машины. — Скажи хотя бы, где мы находимся?
— Это неважно. Пошли, — он взял женщину под локоть, и она почувствовала такую силу в его руке, возражать которой не
— Андрей, я боюсь, — умоляюще сказала Надя.
— Не стоит, — твердо сказал он.
— Ты не сделаешь мне ничего плохого?
— Пошли-пошли! Не дрейфь.
Андрей ввел Надю в полутемный подъезд, пропахший кошачьей и человечьей мочой, не выпуская локтя, провел ее на третий этаж и позвонил. Здесь было сумрачно, грязновато, но другие подъезды в городе были такие же, поэтому неудобства почти не замечались. В дверной глазок их долго рассматривали, но, наконец, Андрея узнали. Щелкнули замки, и тяжелая, стальная дверь, обтянутая коричневым дерматином, открылась. На пороге стояла пожилая женщина в белом халате.
— Здравствуйте, — сказал Андрей. — Я был у вас сегодня... Помните, ребенка привозил? Меня зовут Андрей. Мы были с девушкой...
— Помню-помню, проходите, — женщина пропустила Андрея и Надю в квартиру и тщательно заперла за ними несколько замков. — Вы разденетесь?
— Да, лучше раздеться, — Андрей сбросил с себя куртку, взял у Нади ее черный плащ, повесил все на вешалку здесь же, в коридоре. — Как поживает наш ребеночек? — спросил он, выходя на освещенное пространство.
— В порядке ребеночек, — улыбнулась женщина устало, день, видимо, был у нее достаточно хлопотный. — Садитесь, и я присяду, — сказала она, проходя в комнату.Ноги уже не держат к вечеру.
— А взглянуть на ребеночка можно? — спросил Андрей, нервно передернув плечами. Сейчас может произойти нечто такое, что, возможно, перевернет многие события последних дней. Или же его прозрение, его догадка подтвердятся, или же придется пережить тяжелый конфуз и оправдываться, объясняться и беспомощно разводить руками.
— Спит ваш ребеночек, спит сладким сном.
— А мы и не будем его будить.
— Да? — женщина внимательно посмотрела на напряженно замершего Андрея, на бледную Надю — ничего не понимая, она лишь молча переводила взгляд то на Андрея, то на женщину. Странный разговор о каком-то ребеночке, темный двор, женщина в белом халате за бронированной дверью, нервная улыбка Андрея — во всем этом было смутное значение, что-то тревожное, касающееся ее, Нади. — Хорошо,сказала женщина, но в голосе ее оставалось сомнение. — Вы что... Оба хотите посмотреть?
— Да, если вы не возражаете.
— Хорошо, — повторила женщина, не двигаясь с места... — Может быть, сюда принести ребенка?
— Если это удобно, — согласился Андрей.
— Хорошо... Я принесу сюда.
Она поднялась, прошла ко второй комнате, постояла, опустив голову, оглянулась на Андрея и Надю, пожала округлыми плечами, как бы снимая с себя ответственность. Просьба Андрея была не совсем обычной, и время было позднее, и Надя вела себя странно, явно не понимая, где находится, зачем, что вообще происходит. Но, в конце концов, женщина вошла в комнату — там было почти темно, только маленькая лампочка торшера создавала полумрак. Выйдя через минуту со свертком в руках, женщина приблизилась к столу, присела на стул, откинула с лица ребенка кружевной треугольник.
— Я что-то должна делать? — нервно спросила Надя. Она машинально достала сигареты, но тут же снова сунула их в сумочку. — Андрей, я ничего не понимаю!
— Посмотри на ребенка, — сказал он. — Это, между прочим, девочка. Подойди и посмотри, — сказал он уже раздраженно, видя, что Надя все еще чего-то опасается. — Подойди и посмотри. Это совсем недалеко и совсем нетрудно. Ты даже не успеешь вспотеть от этой работы, — жестковато добавил он, исподлобья глядя на Надю.
Надя поднялась, обошла вокруг стула, на котором сидел Андрей, и приблизилась к женщине с ребенком. Некоторое время она смотрела на сморщенное личико все с тем же выражением непонимания, даже неприятия. Но вот что-то вздрогнуло в ее лице, оно напряглось. Склонившись ближе к ребенку, она всматривалась в каждую складку, морщинку, и, наконец, глаза ее сошлись на еле заметной темной точке между бровями. Надя побледнела, сделала шаг назад и вдруг, вся обмякнув, опрокинулась на ковер.
— Все, — сказал Андрей. — Хватит. Хорошего понемножку. Отнесите ребенка, займемся мамашей. — Попросив женщину открыть ему дверь, Андрей поднял бесчувственную Надю и снес на первый этаж. Без спешки, но и не медля, он усадил ее в машину на прежнее место, осторожно выбрался со двора и, промчавшись минут за десять в другой конец города, въехал точно в такой же двор. Остановившись у похожего подъезда, он опустил стекло со стороны Нади, скрестил руки на груди и откинулся на спинку сиденья.
Надя пришла в себя минут через пять. Вначале она открыла глаза, некоторое время пыталась понять, где она, что с ней, потом порывисто распрямилась, повернулась к Андрею.
Тот молча смотрел на ветровое стекло, залитое дождевыми потеками. Капли на стекле искрились, отражали окна домов, уличные фонари.
— Что это было? — спросила Надя.
— Ты о чем?
— Я потеряла сознание... Извини, пожалуйста. Мне стало плохо.
— Пустяки, не обращай внимания. Это бывает со многими.
— Я не помню, как снова оказалась в машине.
— Просто я взял тебя на руки и вынес. И ты сразу пришла в себя.
— Я снова хочу подняться... Давай поднимемся в ту квартиру, а, Андрей!
— Это невозможно.
— Почему?
— Все боятся твоего Бевза.
— Это была моя дочка?
— Нет, это ты мне скажи!
— Мне кажется, да... Но я не уверена... Эта родинка между бровями... И потом возраст... Ведь и возраст совпадает... Как девочка там оказалась?
— Это мой шеф, Пафнутьев Павел Николаевич, выменял ее у одного хмыря за три бутылки водки.
— Какой ужас! Но ведь она умерла!
— Ты видела ее мертвой?
— Нет.
— Кто тебе сказал, что она умерла?
— В роддоме сказали... Я уже не помню, кто...
— Кто отец ребенка?
— Мы с тобой уже говорили об этом, — Повторим. Кто отец?
— Бевзлин.
— Кто спонсор роддома? Кто принес тебе первые утешения и соболезнования?
Кто попытался скрасить твои первые печальные дни? Он тебя никуда не отправлял на недельку-другую в себя придти?
— Почему ты так решил? — беспомощно спросила Надя.
— У тебя загар совсем даже не мартовский. У тебя августовский загар. Где сейчас август, Надя? Канары? Кипр? Хургада? Ну? Скажи, пожалуйста.