Банда гиньолей
Шрифт:
— Сороконожка, darling?.. Сороконожка?.. You love him? Сороконожка? Little оnе!..
Пусть скажет, что любит Сороконожку!.. Ах, ты, подлючка!.. Предательница!.. До всего дознаюсь! Не желаю, чтобы она водила меня за нос!..
— Распутница! Тварь! — выкладываю ей.
Какая мука от одной мысли! Всем дала! Безумие! Невыносимо! Пронзительно!.. Покусываю ее, кусаю, вновь прижимаю к стене.
— Бигуди тоже любишь? Говори!.. Признайся, любишь больше, чем меня?.. Ведь хочешь, чтобы она забрала тебя? Говори! Говори, ну!..
Прошу, умоляю, тискаю прямо под струей воды из желоба… Не отвечает… Мучительно!.. Дождь мочит… размачивает… ливмя льет как из ведра… потоп… В плену дождя… Дождь с ветром неистовствуют под сводом подворотни.
— Ну,
Трясу ее, жму, кусаю еще сильнее…
И тут слышу тихо-тихо в ответ: «Фердинанд!.. Фердинанд!..» Так нежно, так ласково… Дуновение, дуновение ее ангельских уст в моих устах… Отдает мне свои губы… «Золотце мое!».. Сама целует меня… Беру ее губы… «Куколка моя! Жизнь моя!» Обожаю ее до невозможности… Приподнимаю, поднимаю ее, мою безмерно обожаемую. Такое мокрое прохладное личико… О, я целую, обсасываю его… «Богиня моя! Сердце мое!»… Во мраке ночи… «Золотинка моя! Маленькая моя фея!» Но как же недавнее безумство?.. Туитники?.. Бабье?.. Вновь жаром опаляет низ живота, огнем дождя и похоти. Широко раскрываю в потемках глаза. Увидеть ее глаза! Как она лжет! Ее рот… Ее лицо… Такое нежное, милое личико! Оно смеется под моими губами… Лижу, лижу, теряю голову… Ей теперь лучше… Становится собой: жестокой, злой, вызывающе игривой… Задремавшая, убаюканная в моих руках зловредность… Так она ведь сбежит, смоется! В самом деле улизнет во мраке, запросто!.. Девочка, шалунья, ангел… Ангелочек мой!..
Я к ней: «Вирджиния! Вирджиния!» Она пошевеливается, посмеивается… Ну да, смеется, насмехается!.. Ах, нахальная девчонка, злючка… Вырывается… Ей определенно лучше… Готова сбежать немедленно… Держу ее, целую… «Сучонка!»… Она лягается… Прикасаюсь к ее грудочке… И ее сосать… Платья на ней нет, изорвано в клочья… Она барахтается…
— Спокойно, не то размажу по стене! — остерегаю ее. — Размажу, только дернись!
Она лягает меня. Я зверею. Трах! Вокруг никого… Вначале она стонет, потом пищит по-кошачьи… Во мне такая страсть, что ее подбрасывает. Прыгай, козочка, прыгай!.. Уже ничего не соображаю… При каждом толчке упираюсь внутри нее, при каждом толчке — хриплый стон… Горячо в ее глубине, горячо!.. «Ангел мой!» Целую… Она не противится… Подкидываю, подкидываю ее, душу в объятиях… Она ловит губами мое ухо и вцепляется в него зубами. Я взвыл от боли. Вот сволочь!.. Придавил ее к стене… Снесу башку этой гадючке!.. Просовываю колено между ее бедер. «Не дергайся!» Распластываю ее… Она отбивается, лягается, визжит… Упираюсь, припираю… Зажал крепко… Уже не помню себя, не в себе от страсти… Плоть в упор моей… Обожженная, обжигающая плоть… Я кричу, кричу… Вся улица полна криком… Кругом крик… Только никто не кричит… Никто, кроме меня!.. Ничего… Ничего, кроме тьмы… Отголоски… Как хорошо!.. Как ужасно!.. Никто!.. Опять кусаю ее… Держу крепко… Обожаю… Обсасываю ее голое плечо, мокрое ее плечико… Я содрогаюсь, содрогаюсь… Уличный пес… Измокший пес… Вода из водосточной трубы хлещет, льется на нас, струится между нами… Я вскидываюсь, вскидываюсь всем телом, всем моим телом, прижатым к ней… все во мне исполнено боли… Выдираю из себя всю мою силу… Вся сила бьется во мне толчками…
— Миленькая! Миленькая! — приговариваю я. — Прости!.. Прости!..
Я бьюсь о нее, кусаю, сосу ее… Жар страсти, крови! Сокрушительный порыв! Еще сильнее! Ярость живой плоти… Я пробью ее насквозь, растолку заживо… Мне уже не остановиться. Бью таранными ударами до упора, сокрушаю ее… Мною движет сила неодолимая… Удар… Удар… Я говорю слова, злопамятные слова: «Вот так и с ним будешь! И с ним так же будешь!»… Чувствую на губах ее поцелуй, ее сосущие губы… Вот такая любовь!.. Тараню ее… Яростный штурм… Насмерть! Да, насмерть!.. Я должен знать!.. Все сильнее… Все чаще… До последней крайности… Вырвать все,
— Вирджиния! Вирджиния!
Она слабеет, сникает, совсем обвисла, уже не целует… Подтаскиваю ее кверху, припираю к стене, вновь заключаю ее в объятия… Ничего не вижу… Не вижу ее лица… Трогаю ей нос… Дождь проливной… Глаза, рот… Опускаю ее на руках к подножию стены, усаживаю… Какой ужас! Какая беда! Что со мной? Что я натворил?.. Лью на нее воду, поливаю ее, пригоршнями из ручья…
Похлопываю ее по щекам… Ну, вот, слава тебе, какое счастье!.. Милосердие Божие!.. Ну, вот, чудесно!!. Она что-то лепечет… несколько слов…
Снова окликаю ее… На ней нечего нет, совсем голая… Платьице изорвано. Надеваю на нее свой пиджак, просовываю ей руки в рукава, легонько тяну ее за собой…
— Ну же, идем, Вирджиния!
Темно, хоть глаз выколи. Она спотыкается. Не вижу ее прелестного личика, а так хотелось бы…
— Пошли, Вирджиния!..
Мои мысли занимает теперь наш дом… полковник… Состен… Ох, покупки, снаряжение!.. Этот тюк, будь он неладен! Где же я бросил все свое барахло?.. А, в «Коридоре»! Рассудок начал возвращаться ко мне… «Коридор»… Мать родная! Ну да, точно… Теперь вспомнил, а толку что?.. Вопрос лишний… Во мраке пытаюсь сообразить, где это может быть… Ни малейшего представления. Какой-то очень мрачный квартал, бесконечные ряды одинаковых домишек. Вроде в конце какой-то улочки проезжал автобус…
— Не худо бы сейчас в автобус, — заметил я Вирджинии. Да, но кто же нас посадит?.. Ну, конечно! Совсем вон из головы!.. Таких-то оборванных!.. Ее особенно — девчонка совсем голая… только мой пиджак на ней… Нет, так не пойдет. Контролер немедленно вызовет полицию. Надо жать во все лопатки, успеть до рассвета в темноте найти дорогу к дому… и ни в коем случае не обращаться к полицейским… Я обретал ясность ума… Неприятности возвращают здравомыслие. Стоит попасть в передрягу, как немедленно находится спасительный выход… Глупостей вы больше не делаете… А вот вам, порадуйтесь, и план созрел! Шевелю извилиной!..
— Ну-ка, малышка, послушаем Биг Бен! Останавливаюсь, чтобы лучше слышать… Пять часов!
— Ну, так вперед и без разговоров, милочка! — бросаю ей.
Я не знал, где мы находимся, но решил идти на звук боя. Главное, выбраться к Вестминстеру, а там все сразу станет на место… Хватаю малышку за руку, и вперед — на поиски выхода! Нужно было выбираться из этого квартала, из этого лабиринта кривоколенных, налезающих друг на друга улочек… Куда ни ткнись — непроглядные тупики… Но вот, наконец, большая улица. Узнал! Экшн-роуд, за ней Лонг-авеню… О, дело пошло! Так-то лучше!..
«Quick! Quick!..» Нам туда и нужно… Уж как мы радуемся!.. Правда, топать нам еще и топать… Добрый час, как не больше… По счастью, дождь почти прекратился, но холодно. Прибавляю шагу, в голове одна мысль: добраться до дома… Малышка не жалуется, лишь спрашивает то и дело, где мы и далеко ли еще… Бедный ангелочек поспешает вприпрыжку. Шаг у меня широкий — словом, не прохлаждаемся. Теперь все прямо да прямо… Эджвар-роуд… Орчард Скрэббс… небольшой парк… а вот и Дуилк-Комменс… чуть дальше Уайлсден… высокие деревья… Теперь надо действовать с оглядкою: нельзя же вот так прямо и заявиться!.. Знакомая окрестность, а вон и наш дом! Виден фасад, ближайшие подступы… Ни души! Только тележка молочника стоит… Садовая калитка отворена. Проскальзываем в нее — шмыг! — и прямо к входным дверям… Еще не светает, и нас никто не видел.
— Эй! Эй, очнись же! — раздается голос Состена. — Старикан зол как черт!
Это он меня будит.
— Племянница сказала ему, что ты все потерял!
Я давеча как вошел, так и свалился замертво… Он тормошил меня, чтобы узнать, что и как, требовал объяснений…
— Кто же ему доложил? Кто?..
Я пока плохо соображал, не прочухался…
— Да племянница! Оглох, что ли? Можешь себе вообразить? Каково, а!..
— Он курит?
— А ты как думал?..
— Злой?
— Выпорол ее!..