Банда отпетых дизайнеров
Шрифт:
– Что же делать? – прошептала Алка.
В тревоге за судьбу обожаемого мужчины она напрочь забыла, что минуту назад сама представилась художником, дизайнером по интерьеру и близким другом покойной Цибулькиной. А вот энергичная дама об этом вовсе не забыла и мгновенно приняла на основе полученной информации мужественное решение задержать опасную преступницу. Правда, Трошкиной она об этом не сообщила. Она вообще ей ничего не сказала. Молча, с озабоченной физиономией дамочка протиснулась мимо остолбеневшей гостьи на лестничную площадку, захлопнула дверь, и, пока Алка соображала, к чему бы это, предприимчивая
– Алло, милиция? Срочно приезжайте!
Поутру я хотела поговорить с Зямой об Алке, но не получилось: когда я отправилась в контору, братец еще не встал. В который раз я позавидовала вольному художнику, не обязанному ходить в присутствие. Мне тоже хотелось бы иметь абсолютно свободный график работы, хотя прежде в день зарплаты я спешила в офис в приподнятом настроении. К сожалению, сегодня в нашем маленьком рекламном царстве-государстве регулярный национальный праздник – День Финансовой Независимости – отмечался с приспущенными флагами и вывернутыми карманами. Катя с Люсей сидели на своих местах с кислыми минами, а Андрюха и вовсе пришел в трауре – в черных джинсах и такой же майке.
Настроение, впрочем, у нашего видеодизайнера было вполне рабочее, и он постарался передать его мне, оформив мощный эмоциональный посыл в бодрящие слова:
– Готова к мукам творчества? Зачнем, пожалуй!
Муки зачатия юбилейно-траурного фильма не шли ни в какое сравнение с родами этого шедеврального произведения. Погрузившись в работу, я забыла обо всем и даже выключила мобильник, чтобы мне никто не мешал. Через пару часов мы с Эндрю были с головы до ног в мыле, пене и брызгах ядовитой слюны. Кровопийцу Стаса Макарова, который заглянул в офис ближе к обеду – поинтересоваться, как движется работа, – мы с Андрюхой слаженным дуэтом послали в такое эротичное место, по сравнению с которым хуторской сеновал высокой пропускной способности показался бы монашеской кельей. Стасик заметно струхнул, но по названному адресу не убыл, ретировался в кабинет шефа и стал там дожидаться окончания наших трудов.
Аккурат к обеденному перерыву стало ясно, что дальнейшее мое участие в создании суперфильма не столь необходимо, в творческих корчах забился компьютер, а для родовспоможения на финальной стадии достаточно было одного Андрюхи. Не медля ни минуты, я отправилась в ближайшее кафе обедать, но на полпути вынуждена была поменять направление. Ступив за порог офисного здания, я включила мобильник, и он сразу же зазвонил.
– Инка, ты где? – заблажила в трубку Трошкина.
– На углу Зеленой и Корабельной, – быстро сориентировавшись, ответила я. – А почему тебя это интересует?
– А я на Дежнева! – не ответив на мой вопрос, сообщила подружка. – В восьмом доме, в двадцать девятой квартире, у соседки Цибулькиной! Инка! Спаси меня! Она ушла и дверь закрыла, а это пятый этаж, я не знаю, что делать, прям, хоть в окно вываливайся по методу Желторотика!
Голос необычайно многословной подружки дрожал, в нем явственно звучала паника. Поэтому я сначала призывно махнула рукой проезжающему мимо такси, а уже потом продолжила разговор.
– Соседка ушла, закрыв тебя в собственной квартире? – с недоумением
– Да какая старушка, ей не больше сорока лет! И не склеротичка она, и не идиотка, наоборот, жутко сообразительная тетка! – забилась в конвульсиях Трошкина. – Она хочет сдать меня в милицию, а сама удрала, чтобы не рисковать жизнью в компании с убийцей!
– Алка, ты кого-то убила? – встревожилась я, и водитель тоже: он покосился, словно прикидывая, не высадить ли меня из машины.
– Я не кого-то, я тебя убью, Кузнецова, если только вырвусь из этой западни! – психанула подружка.
Трубка сердито загудела.
– Девушка, вам куда? – с подозрением приглядываясь ко мне, спросил таксист.
– Улица Дежнева, восемь, – ответила я. – Куда же еще?
– Действительно, куда же еще? – с непередаваемой интонацией пробормотал он, но от дальнейших разговоров воздержался.
Мой вчерашний поход в жилище Цибулькиной был не напрасен, благодаря ему я знала, куда смотрят окна этой квартиры, – во двор. По логике, туда же должно было выходить хотя бы одно окно соседней квартиры.
– Раз, два, три, четыре, пять, – быстро пересчитала я глазами этажи. – Вышел зайчик погулять!
«Зайчик» мой с понуро обвисшими ушками-хвостиками стоял на подоконнике, выглядывая в открытую форточку. Узрев меня, Алка неуверенно улыбнулась и помахала рукой.
– Сиди, сиди, не дергайся! – злорадно сказал кто-то.
Я обернулась и увидела на лавочке с хорошим видом на «зайчика» невысокую полную женщину в желтом купальнике поверх эластичных штанишек цвета абрикоса и оранжевых шлепках. Яркий наряд не выглядел самодостаточным, во всяком случае, я на месте шаровидной женщины не стала бы делать из себя посмешище, разгуливая по улицам в карнавальном костюме резиновой уточки. Похоже было, что дама опрометью выскочила из дома, прервав занятия гимнастикой, и я закономерно заподозрила в ней порывистую соседку Цибулькиной. Небось, заперла мою подружку в доме и убежала во двор встречать милицию, партизанка!
– Добрый день! – вежливо сказала утица, встретив мой внимательный взгляд.
– Нихт ферштейн! – ответила я, решив для пущей конспирации закосить под иностранку.
Не желая, чтобы во мне заподозрили сообщницу криминальной личности, подпрыгивающей на подоконнике пятого этажа, как нетерпеливый самоубийца, я наморщила лоб и с поддельным германским прононсом озабоченно спросила:
– Где есть Зеленая штрассе?
– Зеленые трусья? – по-своему услышала меня бабулька, развешивающая мокрые тряпки на веревках бельевой площадки. И заволновалась: – А чего это ты моими трусьями интересуешься?
– Нихт, нихт! – я замотала головой, выбрасывая из нее мысль о том, что неплохо было бы послать эту старую кошелку с ее зелеными трусами прямиком в Гринпис (в Алкином представлении). – Зеленая штрассе! Штрассе! У-лит-са!
– Ах, тебе улица Зеленая нужна! – сообразив, что я не покушаюсь на интимные предметы ее гардероба, подобрела бабка. – Зеленая далече отсюда, на втором троллейбусе ехать надо. Цвайн троллейбус, марш, марш!
– Данке! – сказала я, защипнув пальчиками юбку и изобразив подобие книксена, после чего поспешила ретироваться.