Банда
Шрифт:
— Значит, так, Илья Матвеевич, — Заварзин сел в кресло у окна. — Значит, так... Дела обстоят плохо. Все идет к тому, что тот самый недоумок, которого Анцышка натравил на нас...
— Какой недоумок? — раздраженно спросил Голдобов — Говори так, чтобы я не переспрашивал тебя после каждого слова! Яснее надо выражаться.
— Следователь Пафнутьев.
— Ну?
— Он сел нам на хвост.
— Саша, ты паникер! — рассмеялся Голдобов. — Ну и что из этого следует? Махнем хвостом и нет его!
— Боюсь, долго махать придется, Илья
— Говори, Саша, я слушаю, — из голоса Голдобова постепенно исчезала напряженность. Он ожидал чего-то худшего.
— Мне крепко не нравится этот Пафнутьев. У него собачья хватка. А Анцышка... Или же он дурак и не знает людей, с которыми работает, или же... Илья Матвеевич, Пафнутьеву все известно.
— Что именно, Саша? — заботливо спросил Голдобов и в его вопросе промелькнула жалостливая нотка.
— Он знает все, что произошло в то утро, когда такое несчастье случилось с вашим бывшим водителем, Илья Матвеевич, — Заварзин произнес все это, стараясь, чтобы в его тоне заботливости и жалостливости было не меньше. — Он знает участников печальных событий, организаторов и исполнителей. Он знает на каком мотоцикле ехали убийцы и кто стрелял.
— И как же ему все это удалось?
— Мне он уже выписал повестку. Вы тоже получите.
— Я спрашиваю о другом.
— Когда он был в нашем кооперативе, Подгайцев, вы его должны помнить...
— Это который с немытыми волосами?
— Он самый. Так вот, Подгайцев отправил следователя в город на мотоцикле. Чтобы быстрее выпроводить из гаража. Повез его Андрей. На своем мотоцикле. На том самом, который...
— Понял, продолжай.
— Андрей сделал все, что от него требовалось — доставил Пафнутьева к прокуратуре. Но вместо того, чтобы тут же развернуться и уехать, он вошел вместе с Пафнутьевым внутрь. В прокуратуру. Как я понял, следователь затащил его в своей кабинет.
— Твой Подгайцев — круглый идиот.
— Я знаю, — кивнул Заварзин. — Ни при каких условиях нельзя было отправлять Андрея со следователем.
Он это сделал.
— Кого ты набрал, Саша? Кому доверился?
— Как бы там ни было, следователь и Андрей побеседовали с глазу на глаз.
— Откуда сведения?
— Сам видел.
— Ты тоже случайно оказался в прокуратуре?
— Почти. Мне позвонил Подгайцев и сказал, что Андрей повез Пафнутьева в город. Не на чем было выехать из кооператива, вот Андрей и повез его на своем мотоцикле, — повторил Заварзин, стараясь втолковать Голдобову, что все произошло естественно и случайно. — Подгайцев попросил меня подойти к прокуратуре и посмотреть, как все будет происходить. Я был на месте раньше их и смог найти неприметное местечко.
— Что же ты видел? — на этот раз в голосе Голдобова прозвучало бесконечное терпение.
— Ровно через три минуты после того, как они вошли, из здания выскочил тощий тип с фотоаппаратом и принялся елозить в пыля вокруг мотоцикла Андрея. Больше всего его интересовало заднее колесо, протектор заднего колеса. Шива, которая и оставляет следы на дороге. Вам понятно, что это значит?
— Немного. Что дальше?
— Минут через десять, когда "этот тип уже скрылся в здании, вышел Андрей. И как ни в чем не бывало, подошел к мотоциклу, надел шлем, завел мотор и выехал со двора.
— Зачем следователь приглашал Андрея в прокуратуру?
— Он объяснил это тем, что хотел вручить тому повестку для меня.
— А почему нельзя доставить повестку обычным способом?
— Якобы долго. Почтой неделю идет. А тут оказия — парень из моего же кооператива.
— Причем здесь ты? Почему он вздумал встретиться с тобой?
— Понятия не имею!
— А я имею! — с неожиданной злостью сказал Голдобов и грохнул крупным кулаком по столу. — На "жигулях” надо ездить, а не на “мерседесах”, дерьмо собачье! Пешком надо ходить, на велосипеде жир сгонять, а не на теннисных кортах! Жизни красивой захотелось?! Он тебе устроит красивую жизнь!
Заварзин кротко выслушал начальственный гнев, сковырнул со стола прилипшую крошку, подышал на него, протер подвернувшейся бумажкой, глянул сбоку — не осталось ли на столе следов, даже рукавом протер. И только после этого, склонив голову к плечу, взглянул на Голдобова. Не было в его глазах ни страха, ни почтения. Это был слегка удивленный взгляд, в котором светилось даже нечто поощряющее. Давай, дескать, говори, что ты там еще припас для меня.
— Что касается дерьма собачьего, — тихо начал Заварзин, — то тут нужно разобраться... Мне так кажется, Илья Матвеевич.
— Заткнись. Потом будешь обижаться. Когда будет время, когда будет много свободного времени и много свободных денег. А пока заткнись.
— А что касается “мерседеса”, то я знаю некоторых уважаемых людей нашего города, которые тоже не прочь побалдеть на мягких сиденьях.
— Саша, я тебя прошу!
— Хорошо. Но следующий раз, Илья Матвеевич, такие выражения вам придется оплачивать. Я не возражаю, когда меня называют дерьмом. Но не бесплатно же! В минуту опасности я становлюсь обидчивым и жадным, Илья Матвеевич.
Голдобов молча положил плотную ладонь на руку Заварзину, пожал ее, встряхнул, и все это выглядело просьбой о прощении. Заварзин кивнул. Дескать, принимаю, поехали дальше.
— Скажи вот что... Это был тот самый мотоцикл?
— Да.
— Ты не припоминаешь... Говорил ли я тебе, что для таких дел нужен другой, ничей мотоцикл, говорил?
— Илья Матвеевич... Это было давно. А сегодня, сейчас — Андрей на крючке.
— Продаст?
— Он не продаст. Он расколется. Тем более, что мы с ним такую шутку сыграли. И если ему представится возможность восстановить справедливость...