Бандагал (сборник)
Шрифт:
С той минуты как он отказался от своих обязанностей, Хосефа была поручена заботам другого ангела-хранителя, но Епифаний знал, что бояться ему нечего. Согласно установлениям, ангелы-хранители должны были проверять сны своих подопечных. Однако, по старой традиции, никто этого не делал. Имеет же право и ангел-хранитель отдохнуть хоть в ночные часы!
Наследующее утро Епифаний явился в канцелярию вице-архангела, старшего ревизора, чтобы доложить ему о безрезультатности своих поисков. Само собой разумеется, вице-архангел велел ему отправиться на Землю.
— Ты должен купить двадцать восемь миллионов юмористических произведений
Ангел Епифаний еще не научился молча подчиняться любым приказаниям. Невероятная цифра заставила его подскочить.
— Двадцать восемь миллионов? — повторил он, решив, что не расслышал слов вице-архангела. Чтобы купить такое фантастическое количество книг, ему придется пробыть на Земле не меньше двух недель. Значит, целых пятнадцать дней он не сможет видеться с Хосефой. Ведь пока ангел выполняет официальную миссию, никакое тайное заклинание не поможет ему явиться кому-либо во сне.
— Двадцать восемь миллионов, — подтвердил вице-архангел.
Задай ему подобный вопрос любой другой ангел-кладовщик, он бы не преминул добавить: «Постарайся с первого раза понять, что тебе говорят». Но к ангелу Епифанию он испытывал чувство некоторого почтения. И вообще появление в его отделе бывшего ангела-хранителя придало больший вес подвластному ему учреждению. Поэтому он даже доверительно поведал Епифанию:
— Книги — лишь составная часть обширной программы новшеств. Я не должен был тебе этого говорить, но похоже, что высшие власти хотят предоставить блаженным право на смех.
— Смех в раю? Это we противоречит понятию абсолюта! — не удержался Епифаний.
И в тот же миг сообразил, что допустил оплошность. Вице-архангел не любил углубляться в философские дебри; он нахмурился и сухо сказал:
— Не нам обсуждать приказы вышестоящей власти, — и дал понять, что разговор окончен.
Э, нет, слишком просто в любом случае прикрываться приказом. Епифаний решил разузнать все до конца. Он отправился в центральное управление и попросил аудиенции у старшего серафима. Собственно, ему нечего было терять — в худшем случае серафим откажется его принять, и тогда он обратится к кому-либо другому. В какие-нибудь несколько минут он превратился в прежнего энергичного ангела-хранителя.
Неужели власти отважились на столь ответственный шаг? Ему лично было совершенно все равно, позволят ли блаженным смеяться или нет. Но он хочет знать, с какой целью все это делается.
Старший серафим, разумеется, был занят. Его принял помощник старшего серафима, очень деловой и любезный чиновник. Он ничуть не удивился, что Епифанию известно, для чего потребовалось закупить романы писателей-юмористов.
— Видите ли, — сразу же приступил он к объяснениям, — последние опросы показали, что популярность рая среди людей резко упала. Более того, даже блаженные не ценят в полной мере своего счастья. Будем говорить откровенно — им в раю скучновато. Прежде для их полного блаженства достаточно было звуков арф, но теперь нужно придумать нечто совсем иное. Конкуренция очень сильна, и если мы хотим победить, необходимо шагать в ногу со временем, воздействовать прежде всего на фантазию. Мы начнем с раздачи юмористических книг и организуем большие представления, словом, постараемся всячески скрасить блаженным пребывание в раю.
— Все это не вызывает сомнений, — ответил Епифаний, — но мне кажется, что недостаточно просто раздать юмористические книги. Одно это не пробудит у блаженных способности смеяться. К тому же вам прекрасно известно, что смех противоречит понятию, абсолюта. А на этом принципе основано…
— Конечно, — прервал его помощник серафима, — мы это учитывали. Нам ли не знать, что в царстве небесном господствует абсолют? Но почему бы не влить в души блаженных малую дозу относительности, ну, скажем, два процента. Мы сохраним девяносто восемь процентов абсолюта, и одновременно блаженные обретут способность к смеху. Мои доводы убедили вас?
— Простите, — возразил неугомонный Епифаний, — но абсолют — это абсолют, не так ли?
— Э, перестаньте, — вежливо упрекнул его чиновник. — Нельзя так жонглировать словами. — И, внезапно протянув ему руку, ледяным тоном произнес: — Счастливого пути.
Епифаний вышел от помощника серафима, негодуя на самого себя. С какой стати ему вздумалось лезть не в свое дело? Откровенно говоря, его мало беспокоили будущее рая или незыблемость понятия абсолюта. Его действиями руководила любовь к логике. Он ненавидел любые приблизительные выводы и решения. Как можно совместить абсолют с относительностью? Впрочем, им виднее.
«Но теперь и вправду жди чудес», — не удержался от злорадной мысли бывший ангел-хранитель.
На следующий день он отправился на Землю, полный самых радужных надежд. За ночь он до мельчайших подробностей обдумал хитроумный план. Все свои дела он выполнит за неделю, а вторую неделю проведет в Барселоне, родном городе Хосефы. Важных чиновников рая он убедит, что Испания, и особенно Барселона, стала главным центром книжной торговли. А пока что он одну за другой облетал столицы крупных государств. Издатели и книготорговцы из кожи лезли вон, стараясь его ублаготворить. Ведь он заказывал совершенно невероятное количество книг.
У Епифания зародилось даже подозрение, не вступил ли кто из чиновников небесной канцелярии в сговор с издателями, задумав изрядно нажиться на операции «Юмор». Однако конкретных доказательств у него не было, и он предпочел не доискиваться правды.
И вот, наконец, он в Барселоне. Неделя, проведенная в этом городе, принесла ему и радости и муки.
Ангелам категорически запрещено принимать человеческое обличье, за исключением тех случаев, когда это диктуется целями их секретной миссии. Поэтому Епифаний мог наблюдать за Хосефой, лишь оставаясь невидимым. Девушка посещала лекции в университете, и ее всегда окружали однокашники. Для Епифания это было причиной невероятных мучений. Почти все студенты были, как видно, бунтарями; время от времени они собирались на митинги и выкрикивали какие-то непонятные лозунги. Каждый раз полиция немедля пускала в ход дубинки и разгоняла демонстрантов. Новый ангел-хранитель Хосефы был явный глупец и бездельник — он преспокойно позволял ей быть в самой гуще схваток с полицией. А ведь девушке вполне могли дубинкой проломить голову.
Как-то Епифаний с чердака наблюдал за сходкой студентов. Он не столько следил за их речами (а они все говорили о политике), сколько не спускал глаз с обожаемой Хосефы. Она тоже произнесла взволнованную речь, и ей дружно аплодировали. Когда она вернулась на свое место, к ней подошел худой, темнокожий студент. Епифаний придвинулся поближе.
— Бесполезно настаивать, — говорила Хосефа, — ты мне нравишься, но я в тебя не влюблена.
— Ты влюбилась в другого?
— Может быть, и так.